Лина Богданова
***
На ладони начинался рассвет. Прикрытые
снегом причудливые альпийские вершины окрашивались его всевозможными
оттенками. Одни краски неуловимо меркли,
уступая место новым боле ярким и оттого более притягательным. Эта
восхитительная трансформация требовала длительного созерцания и соответствующих
эмоций.
Однако
наблюдатель предпочитал динамичные картинки, оттого и повернул ладонь
чуть левее. Романтику следовало оставить любителям. Тут бы с обычной жизнью
разобраться.
В
окнах высокогорных отелей гас свет. Начиналось новое апрельское утро.
Что
принесет оно? Безусловно, новую серию приключений – пару часов слалома, вкусный
обед на террасе какого-нибудь местного ресторанчика, массу наслаждений в
аква-парке, прогулку в лес. Наверняка, небольшой, но обязательно затратный шопинг – Алина ни дня не могла
прожить без магазинов. Потом катание на санях или снегоходах, легкий изысканный
ужин, очередная вечеринка с умопомрачительной программой. Здесь умели принимать
гостей. Что называется, дорого и сердито.
Данила уже не сопротивлялся. Привык.
Хорошо зарабатываешь – имеешь право хорошо отдохнуть, считала Алина. В чем-то
она была права: отдых составлял определенную часть человеческой жизни. Причем,
не самую худшую ее часть.
Если бы все заключалось в отдыхе! Данила
вздохнул и отвернулся от заката. Не до красивостей сейчас, когда на карту
поставлена судьба фирмы, дело всей его жизни.
–
Да всей ли? – проклюнулся в зачерствелой душе коммерсанта чахлый росток совести.
Теперь на ладони пролегли сине-фиолетовые
тени, уходящие к подножью гор. Там еще царил полумрак ночи. Но уютный
швейцарский городок просыпался. Мигали фарами машины, угадывались силуэты
торопящихся на работу людей. Город жил своими ценностями и проблемами. Нет, в
чужие проблемы Даниле вникать не хотелось. Своих хватает.
–
Отдыхать, так отдыхать, – пробормотал он и вернулся в номер.
Теперь на его ладони удобно разместилась
широкое гостиничное ложе со Спящей красавицей в самом центре. Алина была хороша
в любое время дня и особенно ночи. Томная обольстительная брюнетка с модельными
параметрами и дорогостоящими капризами – чудесное дополнение к имиджу успешного
бизнесмена.
–
Похоже, это именно то, что мне сейчас нужно, – констатировал Данила и нырнул в
снежно-белый шелк простыней.
В принципе, он предпочитал лен, но
приходилось уступать жене хотя бы в мелочах.
Алина
приняла его. Чуть поартачилась – она терпеть не могла просыпаться в такую рань,
но с супружескими обязанностями справилась на высшем уровне. Темперамент, он и
в семь утра темперамент. И десять лет семейной жизни плюс Данилины проблемы
тому не помеха.
–
Что и требовалось доказать, – выдохнул наконец пресыщенный удачной дуэлью
супруг и ушел в душ.
–
Дурачок… – проворковала ему вслед супруга и, завернувшись в ласковый шелк
простыни, снова уснула.
Улыбка на ее лице свидетельствовала о
взаимности полученного удовлетворения.
В
компании с ней (с улыбкой, поскольку сама Алина раньше полудня не поднималась)
Данила выпил утреннюю чашку кофе, проглотил два нереально воздушных рогалика со
сливовым джемом. И поспешил к фуникулеру – инструктор терпеть не мог опозданий.
Вокруг уже вовсю властвовал погожий
апрельский день – роскошное синее небо и
ослепительная белизна гор. По большому счету, о весне здесь напоминали лишь
высаженные в плетеные корзины нарциссы и гиацинты. Плюс настроение. И
невероятная смесь запахов, привычных – от кофе до лыжной смазки, и давно
ожидаемых – согретого солнцем воздуха, просыпающихся почек, чего-то еще,
возбуждающего и пьяняще-свежего, ради чего каждый апрель Данила и приезжал в
Альпы.
–
Даст Бог все наладится, не только у конкурентов в штате ассы работают, – буркнул он в высокий воротник роскошной
аляски и подмигнул небу. – А ведь он даст, он у нас щедрый!
Через секунду дверца кабинки фуникулера
щелкнула за его спиной. Площадка ненадолго опустела. Группа отдыхающих
направилась к старту трассы. До полудня им предстояло пройти инструктаж,
разминку и успеть выполнить три спуска.
***
Апрельская ночь была тиха и тепла. Как-то
не верилось, что она из разряда апрельских. Но горожане отвыкли удивляться
подобным мелочам. Тепло и тепло. Куртки сняли, из ботинок выползли – вот и все
изменения.
–
Еще вдарит морозец, – ворчали скептики, – еще как вдарит. И пропадут пропадом
все эти ваши почки-цветочки.
Оптимисты в морозы не то чтобы не верили, но
умели наслаждаться тем, что дарил им каждый день, каждый час пребывания на
единственной и неповторимой планете. Любимой, родной и лучшей из лучших. Со
всеми ее зимами и веснами, летами и осенями, с дождями и снегами, верами и
нестерпимой жарой. С удачами и провалами, любовью и изменами, здоровьем и
болезнями. С надеждами и неожиданностями, со скукой и приключениями. Со всем,
что включает в себя короткая в масштабах Вселенной человеческая жизнь.
Они встретились на крыше. Под усыпанным
звездами небесным балдахином. В непривычной для города тишине с еле слышными,
доносящимися снизу отголосками бурлящей цивилизации. Тридцать второй этаж… напротив – небоскреб-близнец, слева
– парк, справа – стадион.
Ему
было не до стадиона. Не до звезд. И не до весны. И уж совсем не до нее.
–
В кои-то веки собрался один остаться, и на тебе! – нервничал он, отыскивая на
крыше уединенное место. – И здесь не везет, и что ты будешь делать!
Она
даже не сразу заметила, что не одна. Кажется, замечталась. Возможно, и
расстроилась несанкционированному вторжению незнакомца, но виду не подала.
Повернулась на звук шагов, улыбнулась, пожала плечами и снова подняла голову к
звездам.
А он извелся весь: куда не поверни, везде
одно и то же – девица на парапете. Локоны по плечам, изящные линии скул и
подбородка. Мечтательный взгляд к небесам. Ни дать, ни, соответственно, взять –
ангел во плоти!
–
Скорее, препятствующий моим планам объект, – в романтику, а тем более в ангелов
во плоти ему как-то не верилось.
–
Вы что-то сказали?
И
голосок такой нежный – сто пудов с прицепчиком, попался ему на жизненном пути
ангел! Впору желания загадывать или бухаться на колени и напрямую просить: мол,
подари мне, золотая рыбка… Стоп! Рыбка не из той оперы. Да и можно ли у ангелов
что-то просить, это же не Бог – Отец, Сын и тем более Дух святой!
Да и что просить-то, когда собрался с этим
самым жизненным путем завязать. Раз и навсегда. Окончательно и бесповоротно.
Или что-то в этом духе.
А,
может, и она? Мало ли сейчас дурочек с
крыши тройные сальто выкручивают – те еще ласточки! Особенно в финале – крылья
в стороны, ноги, куда бог пошлет. И снова, стоп! Вот Бог тут действительно не
причем. По ходу, нет ему до самоубийц дела.
–
Ну и ладно, мы как-нибудь без Бога обойдемся. И без его крылатых помощников, –
он покосился на девицу и поплелся в самый дальний угол.
–
Вы что-то сказали?
Вот
привязалась! И странно как: вроде бы ушел подальше, а она снова рядом. Или
заблудился? В таком состоянии и немудрено. Вот идиот! Не то, что в трех соснах,
на пустой крыше умудрился заблудиться. А может, выговориться решил. Напоследок.
Или этой дурехе компанию составить.
Он представил их совместный полет и усмехнулся:
Диане бы точно понравилось. Особенно финал: две неслучившиеся ласточки на
асфальте. Крылья в стороны, ноги – как получится. И точно рука в руке. Может, и
заревновала бы. Хотя вряд ли…
–
Вы что-то сказали?
Заладила…
А
девочка ничего себе. Миленькая. Юненькая. Изящненькая. В любое другое время они
бы вполне могли закрутить интрижку. Или прогуляться разок-другой назло
некоторым. Или в любовь поиграть. Или не поиграть. А что? Такой красоткой можно
и всерьез увлечься. Чувствуется в ней НЕЧТО, определенно чувствуется.
–
Вы…
–
Да ничего я не сказал! И не собирался. А вы смотрели на свои звезды и дальше
смотрите. Надеюсь, не помешаю.
И никаких тебе сантиментов с интрижками и
романами! Некогда нам сюси-пуси разводить. Да и ни к чему…
–
Не помешаете, – пожала плечами девушка и робко улыбнулась.
Улыбка тоже вышла неземной – нестерпимо нежной
и отрешенной. Проснулись лет десять находящиеся в анабиозе мурашки и резво
поскакали с затылка на спину. Он поежился. А вдруг и вправду ангел?
–
Я вот тоже пришла сюда за другим. Но эти звезды! Вот уже час сижу, любуюсь. Или
два часа…
–
Два часа назад еще было светло, – напомнил он.
И действительно, два часа назад все было
по-другому. Медленно уходил в прошлое погожий апрельский день. На тронутую
весной землю лениво ложились меняющие цвет тени. Затихал уставший от дневных
забот город. Маленький уютный дворик наполнялся новым цветом, новыми звуками и
запахами. Новым смыслом.
Где-то на границе между сумерками и
вечером Диана сумела разрушить очарование чудесного пейзажа, окружавшего их
последние минуты:
–
В общем так, мой мармеладный, я ухожу к другому. Ничего личного, если можно так
выразиться. Мне предложили брак по расчету. Условия меня более чем устраивают,
я не могу ждать, пока ты выучишься и выбьешься в люди. Я девушка простая, мне
нужно здесь и сейчас все, что ты мне сможешь дать лет через надцать. Можешь
считать меня последней тварью, но это жизнь, детка!
А чего считать? Все и без счета понятно.
Не судьба и все такое прочее.
А что судьба? Постоянные родительские разборки?
Дуристика с выпускными и вступительными
экзаменами? Подковырки со всех сторон: с твоими способностями и
прилежанием только на дворника поступать. Облом с отцовским подарком на
окончание школы – вместо ожидаемого БМВ банальный «опель»? О, этот момент Диана
точно не пропустила бы, прошлась по его возможностям прилюдно на паре-тройке
вечеринок для элитной молодежи: смотрите, мой бойфренд – лузер!
Да если бы только это… Он вспомнил и об
отсутствии настоящих друзей и о провале на кастинге. И о еще дюжине подсунутых
жизнью мелких пакостей.
Картинки сменяли друг друга со скоростью
мысли. И все же доминирующим фоном всех его навалившихся в одночасье жизненных неурядиц была любовь. До боли
знакомая и до дрожи близкая – стильно уложенные рыжеватые пряди, искусный
макияж, тонкие черты, призывный блеск в глазах. Только руку протяни – и
разрушатся все эти нарисованные воображением картинки-пугалки…
И он протянул…
–
А у меня… – голос незнакомки был нежен и грустен.
Он повернулся. Странно. Когда это успел
усесться рядом? Над головой Млечный путь, под боком незнакомая девушка, перед
глазами мерцающий тысячами звезд-окон небоскреб, под ногами мелькающий вечерней
суетой город. И вечность.
Девушка продолжила:
–
У меня все с самого начала не заладилось: мама на трех работах, дома почти не
бывает. Соседка вреднющая – шаг влево, шаг вправо, если не расстрел, то капитальная
выволочка. И ведь никуда не денешься - мама ей приплачивала за меня. Я же без
отца росла и без бабушек-дедушек. Мамины от меня еще до роддома отказались. Мы с мамой всю жизнь по общагам таскаемся в
гордом тандеме. А папиных я не знала. Как
и самого папу. Такое случается. Не сплошь, но рядом.
Она повела плечами, улыбнулась звездам и
продолжила свою исповедь:
–
Училась слабенько. Болела часто, с младенчества на десятке препаратов росла.
Поэтому память у меня как дуршлаг, ничего не держит. С работой тоже не повезло.
Раза три, а может, и все четыре. Куда не поступлю – всюду первая на сокращение,
а сокращение теперь уже е рядом, а сплошь – что поделать – мировой кризис.
Потом мама заболела. Комиссовали ее. И из общежития попросили…
Он слушал и не мог поверить, что где-то
совсем рядом существует такая жизнь. Ничем
не защищенная, полуголодная, с минимумом потребностей и притязаний.
Исподтишка покосился на собеседницу. Тот
еще ангел! Худющая, одетая в стираный-перестираный сэконд. Волосы собраны
обыкновенной резинкой. Ногти обгрызены. Тапки стерты до стелек.
Его передернуло: настоящая безнадега, а
тут он со своими капризами. Подумаешь, мама с папой не ладят, девушка не то
слово ему сказала, машина не той марки, экзамены на носу. Нашел причину
покончить сразу и со всем! А что же с будущим?
Ведь поступить ему помогут. В стипендии он не
нуждается. Девушек в городе и за его пределами – хоть гарем заводи. Впереди
столько таких вот ароматных и теплых весен, свежих и радостных зим. Новых
впечатлений и встреч. Экзотических морей и лесов. Порожистых рек и крутых
горных склонов. Так много еще можно увидеть и почувствовать. А работа… а
любовь… а семья…
–
Но я стараюсь не отчаиваться. Старалась, по крайней мере… Знаешь, я только здесь,
под звездами поняла, что мы сами творцы своего будущего, – она подняла на него
наполненные серебристыми звездочками глаза. – Оно рядом, только руку протяни.
Не веришь?
Таким глазам не верить было просто невозможно.
–
Смотри, – она подняла его ладонь на уровень глаз. – Видишь? А так?
На ладони сначала раскинулся бледнеющий
Млечный, а потом небоскреб с темными окнами. Он пожал плечами, не понимая
смысла странных манипуляций с собственными конечностями.
–
А дальше что?
Впрочем, вопрос остался не заданным. Он робел
перед этой странной девицей. Чувствовал себя если не идиотом, то избалованным
жизнью полудурком, взобравшимся посреди ночи на крышу с абсолютно необдуманным
намерением.
Взвинченность и решительность уступили
место опустошению. Глупые амбиции и обиды растворились в свежести ночного
воздуха. Куда-то пропало и желание бесконечно смаковать последствия своего
последнего шага – слезы в любимых глазах, заламывание рук, покаяние… В темноте
над головой словно приоткрылась потаенная дверца в мир неограниченных
возможностей и новых желаний…
–
Дальше? – необыкновенные глаза вернулись к созерцанию звезд. – Дальше самому
выбирать. Хочешь – горе, а хочешь – счастье. Главное понять, чего ты хочешь
добиться. И действовать.
Конечно,
придется силы приложить. Терпение. Но
ведь это стоит того. Даже золотая рыбка выполняла желания не за просто так.
–
Думаешь? – золотая рыбка опять попала не в ту оперу.
–
Смотри!
Она направила его ладонь чуть в сторону.
Он вздрогнул: на ладони загорался рассвет. Едва различимый на фоне тяжелого
полусонного неба. Но живой, проклевывающийся сквозь ночные нагромождения
облаков. Светящийся теплыми оттенками еще не родившегося солнечного дня.
Жизнеутверждающий. Смелый. Неотвратимый.
Неужели они просидели бок о бок всю ночь?
И раскрыли друг другу чуть ли не все тайны? Никогда и никому прежде он не
изливал свою душу так просто и так глубоко.
И никогда больше не будет…
–
Данила… – прошелестел нежный голосок, напоминающий порыв своевольного весеннего
ветра, – ты со мной?
Данила… конечно, они ведь успели
познакомиться. Таких близких знакомств он еще не водил. И вряд ли водить будет.
–
Данила…
–
Я сейчас… – он приподнял ладонь и взглянул вниз.
Темнота, чуть подсвеченная унылой фонарной
бледностью. Исчерченная автомобильными и велосипедными шинами полупустая
стоянка у дома. Скорченный силуэт на асфальте.
Бред! Он вздрогнул, закрыл глаза на
секунду. Снова взглянул вниз. Никого. Естественно – это уж точно не его
будущее.
–
А вот это… – на ладони появился подернутый розовато-сиреневой дымкой горизонт.
Рассвет лишь набирал силу, уточняя силуэты просыпающегося города. Шпили, купола, башни. Где-то в средоточии
громоздких и вместе с тем элегантных строений нового района будущий его универ.
И отцовский банк. И бизнес-центр, в котором когда-нибудь Данила будет работать.
Обязательно будет. Иначе зачем это все?
–
Я иду! – крикнул он в сторону дверного проема. – Я с тобой. Погоди, эй!..
***
Вираж. Еще вираж! Глаза слезятся. Дыхание
срывается. Вот оно, счастье! А впереди еще два спуска. Сегодня. Три завтра. Два
километровых заплыва в открытом бассейне, из которого открывается потрясающий
вид на горы. И два чудесных вечера. И возвращение к любимому делу. К любимому
дому. К любимому сыну. И неважна здесь очередность!
Потому что впереди у Данилы много счастливых и
волнительных дней, событий. Тысячи требующих срочного решения задач. Сотни
побед. И подстегивающие к активности и смелости неурядицы. И не дающие расслабляться
проблемы. Впереди – жизнь.
–
Тут и ладони протягивать некогда, – мелькали вперемежку с появляющимися и
исчезающими в бешеном темпе слалома альпийскими красотами мысли. – Только
успевай наслаждаться. И поворачиваться!
–
Ой! – его занесло в ближайший сугроб.
Данила мог бы и увернуться от неожиданного препятствия
– на лыжах он давно чувствовал себя уверенно. Но не стал: острые эмоции лишними
не бывают. Окунулся с головой в ледяное крошево. Упал на спину. Зарылся в
сугроб. Тысячи колючих снежных иголок вонзились в чисто выбритые щеки. А перед
глазами чистейшая лазоревая пустота. И вечность. Живая. Пронзительная.
Притягательная.
Так лежать бы и лежать. Ту самую вечность. Мечты… мечты…
Данила улыбнулся. Нет, пролежать вечность не в
его стиле. Ему движение подавай. Поскоростней. Подольше. Сейчас вот дух
переведет и встанет. Отряхнется. Выберется на лыжню и полетит дальше. Жаль,
Алины нет рядом. Она не любительница острых ощущений. Представив супругу на
трассе, Данила пренебрежительно ухмыльнулся: та еще получалась картинка.
Внезапно
погрустнел:
–
Эх, если бы не упустил ее тогда,
катались бы сейчас вместе. И помочь бы мог. Хотя бы материально. Простить себе
не могу. Познакомились… да ведь я даже имени ее не спросил. Не помню, когда
свое сообщить удосужился. И это называется обыкновенной человеческой
справедливостью! Я ей «эй, погоди» в спину, а она мне - жизнь. На ладони.
Он со злостью оттолкнулся от скользкой
кромки и ухнул в пропасть. Воспоминания о прошлом приходили не часто. Особенно
этот эпизод – это было единственное, чего он не мог простить себе.
***
За спиной заскрипела дверь. Она
расслабилась: все шло по плану. Подняла голову к звездам и замерла в ожидании.
Триста девяноста шестой… Еще четыре и Бог
простит ей самый главный грех. И отпустит.
Как же надоело ей метаться между небом и
землей.
Двадцать три года… более сотни крыш и
акведуков, мостов и утесов…
Но ничего, она обязательно справится. За
ошибки приходится расплачиваться.
Все будет хорошо.
Шаги приближались. Он был уже совсем
рядом. Пора начинать…
–
Вы что-то сказали? – нежный голос рассек тишину ночи хрустальным колокольчиком…
06.08.2016