В субботу, 4 мая 2019 в Русском Доме, в 3 дня, состоится обсуждение рассказов членов литературного клуба.
(Вход бесплатный)
Илья Липес
Дядя Йося, Драпкин и другие
У приблатненного Вилли Токарева есть такие строчки: «Всех, кто кушает мацу, узнаю я по лицу». Меня не только узнают во всех странах и на всех континентах, но еще и приветствуют, принимая то за Борю из Минска, то за Эдика из Баку, то за Сёму из Риги и т.д. Перечислять можно до бесконечности. Особым вниманием я пользовался в Израиле. Как-то на одной вечеринке оказалось, что меня одновременно видели в Житомире, Кустанайской области и в порту города Находка.В Торонто всё продолжилось, хоть и с меньшим успехом. Одно время меня активно принимали, особенно в профиль, за Леонида Бердичевского, известного в нашей общине своими короткими рассказами, которые публиковались в русских газетах чуть ли не ежедневно. Поначалу я отнекивался, но потом мне это надоело, и я отвечал неопределенными фразами на все вопросы, критические замечания и комплименты: «Ну, это не однозначно. Тут можно было бы и поспорить. Ответ Вы найдете в следующем рассказе».
Первое время меня несколько раздражала такого рода «популярность», но затем это стало даже забавлять. Перед тем, как отправиться в поездку в какой-нибудь город или страну, я заключал с женой Мариной пари на предмет того, узнают меня или нет, и почти всегда выигрывал. А выигрыш был всегда один – 200 грамм куриного паштета, который мне под страхом смерти не дозволялось есть, потому как холестерин. Исключением стала Аляска. Я имею в виду не само путешествие на корабле, где меня подкарауливал средних лет поджарый господин, пытаясь выяснить, не являюсь ли я дантистом Драпкиным из Чикаго, который отказывается переделать передний мост во рту его любимой Ханночки. Нет, я говорю об экскурсиях по самой Аляске. Все эскимосы, не говоря уже об англосаксах, смотрели сквозь меня и не узнавали. Мне как-то стало даже неловко за Аляску: не ожидал я от нее такой подлости. Но я отомстил хотя бы нескольким американцам, в упор не замечавшим меня. Будучи на экскурсии, я громко спросил гида, находимся ли мы уже на территории провинции Юкон в Канаде и, убедившись в правильности моего предположения, рявкнул: «Янки, гоухоум!»
Если всерьез, то лишь однажды, после посещения Парижа, у меня надолго остался горький осадок от «узнавания». Лет пять назад я был в гостях у своей сестры в Берлине. Раз уж попал в Европу, хотелось увидеть что-нибудь ещё кроме Германии. Две поездки в Чехию и в Голландию сорвались, так как не набралось достаточно туристов. Времени оставалось в обрез, и я решился на двухдневную поездку в Париж. Честно говоря, никому не пожелал бы такого туризма: за три ночи мне удалось поспать всего 5 часов; Эйфелева Башня, Елисейские Поля, Лувр, Версаль, бесконечные дворцы и памятники мелькали сплошной вереницей с 6 утра до полуночи. В то же время, нас практически обязали посетить какую-то подозрительную парфюмерную фабрику и кабаре.
В Париже мы остановились ненадолго на Монмартре. Как только я вышел из автобуса, ко мне на шею бросился какой-то невысокий старик: «Марик, - кричал он, - Ты откуда? Ты где сейчас? Как там Полина?» Я слегка опешил, осторожно отвел его руки и сказал: «Я не Марик. Вы, очевидно, ошиблись.» Но он продолжал: «Ты же Марик Бродский из Бобруйска! Это же я, дядя Йося с Краснофлотской!» «Дядя Йося,- спокойно ответил я.- Я – не Марик. Я никогда не был в Бобруйске и, к сожалению, вряд ли когда-нибудь там буду». Старик как-то сразу же обмяк, потускнел и жалобно пробормотал: «Ну, так извиняюсь. Ну, так и не надо». Он медленно отошел к своему автобусу и продолжал говорить, обращаясь в никуда: «Раз ты стал таким важным, что не можешь сказать «здрасте» дяде Йосе, таки не надо. Таки обойдусь. Когда нужно было недорого пошить костюм, одолжить деньги, устроить ребенка в детский садик дядя Йося был нужен”.
Жаль, если этот добрый старик не узнал, что Марик Бродский не виноват перед ним.
Ольга Рябцева
Экстрасенс Часть 4
Предисловие.Вот и конец августа, долгожданный четверг. Сегодня члены Шестёрки собираются в кафе на обед-заседание, и Борис впервые увидит Вратаря из окна библиотеки в мини-бинокль. День будет не лёгкий, он готовился - позвонил в читальный зал и заказал книгу, заручился поддержкой Петра.
Четверг или Миссия 2
Борис уже подзабыл те времена, когда передвигался исключительно пешком или пользовался общественным транспортом. Но сегодня, чтобы смешаться с толпой и не бросаться в глаза, решил не брать машину, а идти пешком. Пётр подвёз его и высадил на площади не далеко от кафе “Садко”.Ходить пешком очень здорово, на самом деле, не каждый может позволить себе такой образ жизни – спокойный, размеренный. Борис вспомнил легенду про одного профессора химии, имя которого уже никто и не помнит; он жил при университете и вся его дорога составляла путь от одного здания до другого. Вставал с зарёй и возвращался на закате солнца. Студенты могли видеть его утром и вечером, бредущим в мантии с книгой в руках.
Наверно это и есть счастливая жизнь, прожить вот так лет 50-60, среди книг и пробирок и ничего не знать кроме своего мира формул и лекций.
Мысли о жизни прервались, когда он подошёл к библиотеке, как раз напротив входа в кафе. Зайдя в читальный зал, Борис забыл зачем пришёл сюда, сработал «эффект дверного проёма». Мир книг и библиотечной пыли всегда завораживал его. В школьные годы он сам ходил в читальный зал чтобы почитать какую-нибудь фантастику или детектив, а в студенческие годы засыпал над учебниками и рефератами прямо за столом.
Сейчас он взял заказанную книгу и занял место для наблюдения с хорошим обзором – у окна. Отсюда будет удобно рассматривать лица в бинокль. Библиотекарша принесла формуляр и какую-то анкету, и попросила заполнить, надеясь, что он теперь станет постоянным посетителем. Она была рада каждому, кто вместо того, чтобы лежать где-нибудь на пляже, приходил посидеть в прохладном зале и наполнить её жизнь смыслом. Да ещё и заказал сборник детективных рассказов Артура Конана Дойла. Она бы сама могла пересказать ему все эти рассказы. Борис взял книгу и стал листать для отвода глаз. Но зацепило название рассказа “Установление личности”, решил, что обязательно прочтёт, как только появится свободная минутка. Он листал книгу и поглядывал в окно.
Вскоре подъехал один внедорожник, а спустя некоторое время второй. Из первого, серебристо-серого, вылез Влад собственной персоной, его не трудно было узнать, да ещё с той же дорожной сумкой, а затем и Михаил. В чёрной машине прибыл Ерёма, за рулём сидел Семён, молодой человек такого лукавого народного типажа. Хорошо рассмотреть лица приехавших сразу не удалось, так как Борис мог видеть их в основном со спины. Но сам решил в кафе не заходить, так как незамеченным он уже не останется. Оставалось только выжидать, когда они пообедают и выйдут из кафе.
И так, призрак Мориарти приобретает плоть, становится личностью. Борис, как гончая, почувствовал, что взял след.
Он понимал, что час-полтора придётся сидеть, прилепившись к стеклу. Но ничего не поделаешь. Вот прошла женщина с маленькой белой кучерявой собачкой, бегущей далеко впереди неё на длинном поводке. Пробежала бегунья с мускулистыми красивыми ногами, вся натянутая, как струна, в синих спортивных шортах с белыми полосками по бокам. Проехала легковая машина с открытым окном и громкой музыкой. Прошли муж и жена друг за другом, а маленький ребёнок тащился где-то сзади с рюкзачком за спиной. Проехал велосипед с тремя колёсами и ребёнком, пристёгнутым в сиденьи на последнем колесе. Прошёл прогуливающийся мужчина восточной внешности, с прямой осанкой и смотрящий себе под ноги; серьёзного вида, в очках с чёрной оправой; расстегнутая курточка, руки сцеплены сзади, голова с редкими седыми вьющимися волосами отклонена назад. Пробежали шумные мальчишки с футбольным мячом. Борис уже чуть не клюнул носом, но тут пронёсся вихрем мотоциклист, оглушивший рёвом всю улицу, и вернул его в сознание.
В кафе было достаточно шумно и много народу, у входа даже стояла небольшая очередь. Четверо вошедших прошли мимо этой очереди к зарезервированному столику в укромном месте у окна под провожающие взгляды томящихся и “умирающих с голоду”. Благодаря этому окну Борис хорошо видел их перемещения.
Когда они уселись, Влад передал Ерёме внешне такую же коробку шоколада, какую Влад когда-то купил на пляже у мороженщика. Тот открыл её, потрогал что-то внутри, как бы пересчитывая и передал Семёну. Тот положил её в сумку и сказал: -Я коктейль выпью и сразу отнесу в машину. Мне ничего не заказывайте, что-то есть ещё не хочется.
Ожидать официантку пришлось не долго, она появилась с подносом, уставленным запотевшими от холода фужерами, наполненными разными коктейлями, приготовленными заранее. Все потянулись за трубочками и фужерами.
Ерёма тут же заказал обед на всех и попросил девушку отложить начало обеда на полчаса, многозначительно посмотрев на лица сидящих за столом с застывшим вопросом во взгляде: - Потерпите. Сделал дело, гуляй смело. Что, вас в школе разве этому не учили? Имейте терпение.
Влад положил ногу на ногу, насладившись первым глотком коктейля, достал из сумки пачку фотографий и разложил их на столе веером. Михаил выбрал из пачки одну и, указывая пальцем в середину фотографии, произнёс:
- Это Борис. Этот парень уже конкретно примелькался. Он брат Зои, похоже, что она сорвалась с крючка не без его помощи. Я его вычислил, когда следил за своей бывшей. И очень похоже, что это он побывал на квартире у Влада и подменил плёнки. А сейчас он постоянно крутится возле Анны. Всё указывает на него. Возможно что Филип столкнулся с ним у квартиры Влада, но пока он не уверен.
Влад потасовал фотографии ещё раз и вынул следующую:
- Вот здесь они в кафе, с Анной, вдвоём. Вот, смотрите… Я передал ему через барменшу предупреждение... Не скажу, чтобы он испугался, на фотке этого не видно, он только что прочёл письмо. С ним могут быть проблемы.
- Может он просто не въехал в смысл письма? – спросил Ерёма, держа свой фужер с невероятной артистичностью.
- Не знаю, вроде не дурак. Если не прекратит путаться под ногами, придется принимать меры… нам неприятности не нужны.
- Говоришь, реакции на письмо не было? А кто он такой, вообще, – у Ерёмы дёрнулась верхняя губа и побелел шрам, - люди интересны своим прошлым.
- Да инженер какой-то… главный, кажется. И …
- Ты уже дал ему понять, и он не хочет понимать, так я тебя понимаю? – Ерёма сделал большой глоток из своего фужера и нервно заколотил костяшкой пальца по столу.
- Разберёмся, шеф, не волнуйся. Операция по приведению человека в чувства не удалась, у каждого свой барьер стрессоустойчивости, но есть другие рычаги. Нужно только найти этот рычаг и нажать. У меня на каждом заводе есть свой человек. Подготовлю, попрошу, доставят кому надо. Улетит с завода, как и не бывало…
- Хорошо, используй Елену и держи меня в курсе. Что ещё? – Ерёма повернулся к остальным, решив, что вопрос исчерпан.
- Елену? Она же регулярно выплачивает положенную сумму каждый месяц, сдаёт свою квартиру, к ней никаких претензий. Как пчёлка трудится, приносит нектар в улей. Сама в общежитие перебралась, - попробовал возразить Влад.
- Любишь ты на уши присесть, не убудет от неё. Это же для внутреннего пользования, она и не узнает. Да она вообще в другом городе. Что ещё? – Ерёма показал рукой на Михаила, давая понять, что эта тема закрыта.
- Мамаша-барменша не успокаивается. Заявления всякие в газеты посылает, печатает.
- Ну, её можно понять. Мать всё же, - Ерёма выразил на лице притворное сочувствие.
Семён в это время потягивал через трубочку свой коктейль и о чём-то напряжённо думал, ни одно слово не ускользало от его внимания, хотя для всех он производил впечатление человека, отсутствующего за столом.
- А как себя девчонка ведёт? Как ты думаешь, удастся уломать? – не унимался Михаил.
- Да, мамаша, конечно – заноза в заднице. А с девчонкой проблем не будет. Не согласится – заставим. Не захочет – поставим перед фактом. Ты что, Фёдора не знаешь? Не таких уламывал. Ещё по бокалу? Те же самое?
- Да, как обычно, - все дружно закивали головой, кроме Семёна.
Ерёма подозвал официантку и, одновременно с интересом разглядывая её стройную фигурку, попросил принести ещё по коктейлю. Когда она удалилась, хихикнул:
- Михаил, а эта девочка как тебе? Через три-четыре месяца у нас вакансия массажистки откроется, когда Эмили уйдёт, может возьмём на пробы? - и первый раз с начала встречи что-то типа улыбки скользнуло по его губам.
- Соболёк-то, хороший, да помятый, - Влад небрежно и криво улыбнулся.
- Ты что, для себя бережёшь, что ли? Не надо, ты же знаешь, чем это кончается. Нам нужен новый товар. За обед сегодня плачу я…, у меня хорошее настроение. Но ты, Влад, не забывай, что ты мне должен два куска... А ты, Семён, напомни-ка сколько…
- Два с половиной, - дёрнулся Семён и поперхнулся, - пойду отнесу коробку в машину.
Он встал, взял сумку и вышел из-за стола.
- Спасибо, босс… Я помню, что должен. Как только, так сразу и возверну, - уверил его Влад.
Ерёма, подразнив своих собратьев ещё некоторое время, виртуозно переключился на другую тему:
- Влад, что ещё? Что наш мороженщик Макс Максович сообщает из Одессы? Что слышно от Филипа?
- Всё остальное идёт своим чередом, в пределах нормы. Следующая коробка шоколада через неделю, передам с Михаилом.
- Не надо… Не надо ему шастать туда-сюда и звонить часто не надо. Через неделю буду сам здесь, встретимся. Вот и отдашь, - поморщился Ерёма. И добавил, уже обращаясь к вернувшемуся Семёну:
- Семён, меня сегодня отвезёт Михаил, а ты останешься здесь и проконтролируешь ситуацию, незаметно, как тень. Облик измени.
- Хорошо, - сказал Семён, усаживаясь за стол.
- Да, эти деревянные бусы, с нарезкой, сейчас в моде. Сообрази мне ещё парочку. Нужно для подарка.
- Хорошо.
- А ты, Влад, готовься менять дислокацию. Возможно, скоро поедешь на время в другой город, или поближе к Азовскому морю или ещё куда, там, где тебя ещё не знают. Соскучился по морю? Работы будет много. А Михаил тут останется, в Николаеве, будет сам управляться пока, потом посмотрим, - Ерёма озвучил то, чего Влад уже давно ожидал от него услышать и одновременно боялся этого. Перемены всегда волнительны. И как это расценивать – как понижение или повышение?
- Да, кто-нибудь знает, что там на самом деле случилось, опознали того несчастного, что сгорел в доме? Банально - семейная ссора?.. Или чьих это рук дело?
- Нет, ничего пока не известно.
- Если что-то узнаете... сразу ко мне.
Через час все вопросы были решены и обед закончен. Ерёма, в сопровождении Михаила, отправился к своему внедорожнику, а Влад, лишённый водителя, один пошёл к своей машине:
- Семён, ты зря отказался есть, босс не часто заказывает музыку, – бросил он на ходу.
- Да я сейчас поем, всё равно оставаться, – ответил тот и, следуя приказу, растворился между столиков.
Борис хорошо рассмотрел всех, когда они выходили из кафе. Запомнил внешность каждого и манеру двигаться. Влада он уже изучил давно. Записал номера машин. Впечатление о Вратаре Ерёме осталось неоднозначным, но он пока не мог разобраться в своих ощущениях. Ерёма был действительно тем брутальным парнишкой с картинки школьных лет, которые заправляли школьными дворами и не носили скрипочки в футлярах. Сейчас у него более жесткие черты лица и движениями уверенного в себе человека. Возмужал и стал ещё более привлекателен. Походка у него была запоминающаяся и Борису показалось, что он уже видел у кого-то такую походку. А кличка Вратарь, как нельзя лучше подходит к его внешности.
Когда первая машина с Ерёмой и Михаилом отъехала от парковки, за ней увязался Пётр, который всё это время находился на этой же площадке и наблюдал. Но сопровождал он их только до выезда из города, а потом передал сопровождение своей команде. Постовые передавали по рации с поста на пост номер машины “5001 ЕОА”. Так что Ерёма с Михаилом, ничего не подозревая, спокойно добрались до своего пункта назначения – домика с флюгером в Лиманах и тем самым подтвердили догадки Бориса и Петра. Борис, позвонив по телефону Петру из библиотеки, уже через час знал точное местонахождение Ерёмы. Теперь он мог предпринимать какие-то конкретные действия. План уже начинал рождаться в его голове. И он должен посвятить Петра во всю эту историю. Поскольку он уже не может, пользуясь дружбой, использовать Петра, держа его в неведении. Всё становилось очень серьёзным.
Поблагодарив библиотекаршу за возможность сделать телефонный звонок, он сдал книгу, заверил её, что придёт ещё раз, чем очень обрадовал её. Одел непримечательную кепку, очки-хамелеоны и пошёл в кафе. Его беспокоило только то, что он не заметил куда делся мотоциклист Семён, Влад ведь уехал один. В кафе водителя тоже не было, а в зале оставалось всего несколько посетителей, и какой-то парнишка с сумкой через плечо, как у почтальона, вышел из-за перегородки. Борис подошёл к бару, сел на тот же крутящийся стул. Камила суетилась за барной стойкой.
- Камила, Ваша дочь приехала из Одессы? Вернулась уже?
- Нет, жду, уже все глаза выплакала, – на глазах Камилы опять появились слёзы.
- Чего и следовало ожидать. Вы смогли бы со мной завтра отскочить в одно место, на пляж, здесь не далеко. Посмотреть на одну девочку, не Эмили ли это?
- Знаете, не получится у меня. Я теперь и за себя, и за неё работаю. Не хочу, чтобы она это место потеряла. Большое подспорье, пока они у меня учатся. Я же их одна поднимаю. Что, если Эвелина поедет с Вами?
- Кто такая Эвелина? – Борис сделал вид, что забыл.
- Моя младшая дочь. Вон та официантка, - она показала на девушку, которая принимала у него заказ, когда они обедали с Анной, - она сейчас помогает мне здесь.
-Хорошо, пусть Эвелина. И ещё. У Вас есть здесь какая-нибудь вещь Эмили?
- Сейчас посмотрю. А что именно? Вот коробка с её бижутерией, - она достала шкатулку и раскрыла её, - здесь она держит немного бижутерии, остальные вещи дома.
- Покажите… Хорошо, я возьму бусы. Какие её любимые?
- Зачем это? Вы экстрасенс, что ли? Вот эти – перламутровые, ещё вот эти – белые и вот эти – деревянные, с резьбой, её любимые, это сейчас просто писк моды.
- Я даже лучше экстрасенса, я - маг. И мешок полиэтиленовый, пожалуйста. И ножницы ещё, если не трудно, - Борис пытался говорить с улыбкой.
Камила достала из стола ножницы и мешок. Борис положил бусы в мешок и разрезал леску, бусинки перемешались. Но несколько деревянных, с резьбой, всё же упали на пол и куда-то укатились.
- Ладно, ничего страшного. Ещё возьму серёжки - вот эти гвоздики и вот эти кнопочки, небольшие по размеру, – и опять положил всё в мешок.
- А Вы поговорите сейчас с Эвелиной. Я подожду. Спросите, готова ли она ради сестры сделать что-то необычное. Если да, завтра утром в семь я подъеду к вашему дому.
Камила позвала Эвелину, они пошептались, и девушка, мельком взглянув на Бориса, вернулась в зал обслуживать посетителей и принимать заказы.
- Да, она согласна. Мы живём на улице Абрикосовой, 19. Знаете где это?
- Да, хорошо знаю эту улицу.
А у самого закрались сомнения насчёт Эвелины, сможет ли она помогать ему? Пойдёт ли против Вратаря? Ведь она тоже в картотеке, что-то они имеют на неё, не всё так здесь просто.
- Ну, я пошёл. До завтра.
Когда Борис выходил, Эвелина стояла около столика, где сидел парень и принимала заказ, делая записи в блокноте. Когда он поравнялся с ними, то вспомнил про сарафан:
- Эвелина, захвати пожалуйста её любимый сарафан, самый красивый и яркий. Не забудь пожалуйста. Встречаемся ровно в семь, утром. Пока.
Эвелина кивнула головой и повернулась опять к парню:
- Извини, что ты сказал? Отбивные по-французски?
- Куда это вы с ним собираетесь?
- Какое тебе дело?
- Есть дело. Какой её сарафан? Мне не безразлично.
- Завтра поедем в Лиманы. Скорее всего она там.
- Да, она там, не сомневаюсь.
- Если любил бы, давно уже вытащил оттуда. Мама совсем уже извелась.
- Я сам не могу. У них всё под контролем. Если они меня заподозрят – мне не жить. Я вообще хочу предложить ей уехать отсюда. Я люблю её. Я хочу подстраховать вас – стану на развилке.
- Зачем это?
- Они не такие простые. Вот увидишь. Малая, а это тебе, я для тебя тоже сделал, - парень достал из сумки почтальона деревянные бусы с изящной резьбой и положил перед ней на стол.
- Ну у тебя и полёт фантазии… да, руки у тебя, Денис, золотые. Спасибо. А вот голова…
- А зачем голова, если руки есть? Хотя бы что-то одно и то уже хорошо. Возьми её документы с собой и всё самое необходимое, отдашь мне утром. Если всё получится у вас, мы с ней сразу и уедем. Борису скажешь уже в самом конце. Он поймёт.
- Хорошо.
Продолжение следует
Ваагн Карапетян
(Отрывок из романа «Немногое из того, что было...»)
89Вчера на работе искал справедливость, сегодня ищу работу.
Спустя неделю состоялось заседание президиума РК профсоюза работников культуры, на котором обсуждалось моё выступление. Мне дали слово. Я был готов и ответил им:
- Я знаю о том, что некоторые члены президиума моё выступление на IV пленуме посчитали слишком резким, затронувшим престиж не только руководства, но и президиума, но я пошёл на это в силу некоторых обстоятельств, которые вам хорошо известны...
Пересказывать не буду все детали, прямо скажу, стоял твёрдо и бился насмерть, несмотря на то, что и грозили, кулаки к лицу подносили, как ни странно, особенно изгалялись толстенькие пухленькие дамы.
Затем на долгие месяцы затянулась подковёрная борьба с прихлебателями Жанетты Торосян, те не упускали случая лягнуть меня по любому, пусть даже смехотворному, поводу.
В девяностые годы прошлого столетия, когда государство СССР тряслось в предсмертных конвульсиях, а “честь и совесть нашей эпохи”, (По определению Владимира Ленина таковой являлась Коммунистическая партия нашей страны) шаталось, как карточный домик, я добавил свою скромную лепту, заявил, о выходе из рядов КПСС.
Это произошло 23 июля 1990 года, что опять наделало в Совпрофе немалый переполох. Даже оппоненты, будучи не партийными, вдруг оказывались убежденными сторонниками коммунистических идей, приверженцами коммунистической доктрины, обещавшей райскую жизнь либо сегодня в обед, либо к вечеру, в стране, отгороженной от остального мира высоким забором с колючей проволокой.
С пеной у рта врывались и эрзац-коммунисты в мой кабинет, требовали вернуть партийному комитету партбилет, хотя со стороны секретаря парторганизации мой демарш никаких нареканий не вызвал, видимо и он не собирался долго в партии засиживаться.
Так вот, я им фигуру из трёх пальцев сложил в кармане, и говорю:
- Для начала верните мне партвзносы, которые я заплатил. Я ведь в эту книжку столько денег вбухал.
Признаюсь, я втайне надеялся, что если окажусь за рубежом, то смогу выгодно продать эту книжку. Кто-то ляпнул, что за рубежом они нарасхват идут. Да куда там, лежит до сих пор невостребованная. Но я опять отвлекся.
Мой очередной вызов поднял новую волну травли. Не брезговали ничем, чтобы облаять меня, вывести из себя и спровоцировать на необдуманные поступки.
Напросилась на приём девица, очевидно, не совсем серьезного поведения, и не особо церемонясь, бросила мне в лицо, мол, подаёт на меня в суд, потому, что я злоупотребляя служебным положением, её домогался. Я, бледный от волнения, (такое обвинение не часто услышишь) всё же нашёл в себе силы остаться спокойным:
- Успокойтесь, гражданка, - сказал я ей, надменно улыбаясь, хотя сам кипел от негодования - вы не в моём вкусе.
Этим неожиданным ответом привёл её в замешательство, и она, не зная, как поступить, смутившись, исчезла за дверью.
Врывались ко мне и сотрудники подконтрольных нам организаций, возмущенные несправедливым распределением санаторно-курортных путёвок, и пока я им объяснял, что я не занимаюсь распределением, что им нужно стучаться в соседнюю дверь, на моей голове прибавлялась не одна пара седых волос.
Обделенных путёвками товарищей ко мне намеренно направляла секретарша Жанетты Арутюновны. А затем, без тени смущения, ухмыляясь, парировала:
- Они неверно меня поняли.
С в сентябре 1990 года то есть спустя два года после вышеописанного пленума, Жанетта Арутюновна созывает новый пленум. И в повестке дня снова мой персональный вопрос. На этот раз у трибуны собрались подготовленные моими недоброжелателями лица которые, подбадривая друг друга, и подобострастно посматривая в сторону председателя, клеймили меня позором, призывали одуматься, требовали линчевать.
Не давая остальным, не втянутым в эту авантюру членам пленума, опомниться, приняли решение: в связи с невыполнением плана работы освободить меня от занимаемой должности.
Всё ничего, да только приказа на руки не дали, ограничились решением пленума, этим самым лишив меня возможности подать в суд на неправомерные действия руководителя.
Я в недоумении, обратился к юристам:
- Как быть-то, без приказа?
Те подтвердили, да, действительно, де-юре я не освобожден от занимаемой должности, так как пленум вправе только рекомендовать, и, де-факто остаюсь на рабочем месте.
Так что, могу спокойно вернуться на свое место и продолжать работать.
- Но там же одна дама сидит и моим хозяйством заправляет! - удивляюсь я. - Как быть?
- Гони её !
- Ничего себе, я ведь не батька Махно, чтобы плёткой да наганом власть менять!
С тех пор прошло порядка тридцати лет. Раз нет приказа об увольнении, значит, я до сих пор нахожусь в штатном расписании комитета, и кто-то благополучно, вот уже тридцать лет, выскребает из кассы мою зарплату.
Но последующие события так закрутили меня, что я вчистую забыл и приказ и непонятно кем получаемую мою зарплату.
90
Здесь придется рассказать еще об одной стороне моей жизни, чтобы стали понятны мои последующие действия.
При Михаиле Горбачеве легализовали частный бизнес, то есть разрешили предприимчивым и не ленивым чиновникам без отрыва от основной работы, иметь своё частное производство, в официальных документах именуемое кооперативом. Исчезло понятие “Нетрудовые доходы”. Хотя к нетрудовым доходам я бы в первую очередь отнёс взятки - особо популярный источник дохода советских чиновников. (отвлекся)
Появилась возможность подработать, не опасаясь оказаться в списках криминальных элементов, и я, поскольку считаю себя именно таковым, предприимчивым и не ленивым, тут же ввязался в это дело, наладил производство сувенирных вымпелов.
Поскольку границы СССР пока ещё оставались на запоре, Армения считалась одним из посещаемых мест любознательными туристами нашей страны от Камчатки и до Белоруссии. К тому же санатории Армении продолжали привлекать советских граждан возможностью подлечить здоровье, потерянное на строительстве долгожданного коммунизма и, уезжая, гости стремились захватить какую-нибудь безделушку на память о пребывании в солнечной Армении.
Хотя те же азиатские республики по количеству солнечных дней значительно превосходят Армению, но вот прилипло это слово “солнечная” почему-то именно к Армении.
(Опять отвлекся)
Открытки с армянскими пейзажами по две копейки исчезли с прилавков, как не соответствующий духу времени товар, а до китайских сувениров нужно было ещё шагать и шагать, так что прилавки магазинов ужасали пустотой своих полок. Вот мои вымпелы с видами Армении и пришлись ко двору. Мой бизнес процветал. Именно тогда я и получил на руки рекомендацию-пожелание пленума о том, “Что меня надо бы уволить с работы…”
Встретившись с бизнес-коллегами в кафе, с необычным оригинальным названием для неискушенного читателя, но вполне привычным для слуха каждого ереванца “Козырёк”, за чашкой турецкого кофе, поделился этим радостным в кавычках или печальным без кавычек событием, как вдруг одного из них, Сергея Овакимяна что-то осенило, и он звонко шлепнул себе по лбу:
- А ну, обождите! - вскричал он, - я позавчера был на совещании у заведующего орготделом Совпрофа Геворкяна Генриха Сергеевича по поводу организации нового профсоюза работников инновационных и малых предприятий. Правда, у них уже есть кандидатура, которую нам предлагают избрать. Но приходи и ты, выдвинем, как альтернативу, и тебя изберём.
Мои братья “по разуму”, предприниматели оживились, загалдели, загорелись необычной возможностью проявить социально-политическую активность на заре становления демократических устоев в разваливающейся стране Советов.
- Утвердит ли Москва? – засомневался я, не особо представляя, как это можно вдруг нарушить многолетнюю традицию раболепно следовать сверху спущенному указанию.
- А куда денутся! - возмутились ребята, - Мы решаем, в зале только свои будут, мы все друг друга хорошо знаем, может двое или трое со стороны окажутся, но и их обработаем, не дрейфь, все знают и уважают тебя, - всё более распоясывались мои приятели.
Перекрикивая поднявшийся шум Кяж Гаго (Рыжий Гаго) обратился к Симону, низкорослому мужчине с бородой Карла Маркса:
- Помнишь, Симон, мы первыми стали жвачками из под полы торговать?
- Такое не забывается, - расцвёл Симон, - особенно, когда участковый за нами гонялся! - гордо выпалил он и удовлетворённо причмокнул губами.
- Я то исправно платил, а ты всё норовил объегорить лейтенанта. Он постоянно жаловался на тебя.
- А мне на тебя, - ответил Симон и оба дружно рассмеялись.
Авторы диалога оказавшись во власти воспоминаний, в порыве чувств встали с мест и обвили друг друга руками. Неряшливо зависнув над столом, они умудрились задеть полами своих курток и опрокинуть три стакана с соком. Участники застолья с гиком и хохотом повскакали с мест, отпрянули от стола и схватив ещё полные стаканы и тарелки с закуской, пересели на соседний свободный столик.
Тотчас же из за стойки появилась мило улыбаясь, размахивая полотенцем хозяйка бара. Я хотел было извиниться перед ней, но она предпочла прибирать на столе встав к нам спиной, этим самым избавила нашу компанию от излишней сентиментальности.
- Давай, вперёд, Ваагн! Ты только подготовься.- Опять загорланили ребята.
- Знаешь, с какими трудностями мы сталкиваемся, вот и толкнешь историческую знаменательную речь с броневика, да такую, чтобы в зале рыдали и за сердце хватались.
- Только кепку не забудь.
- А где броневик-то возьмём?
- В музее истории я видел. Выкатим на пару часов. Бабки решают всё.
- Сталин говорил: “Кадры решают всё”. Не прав Йоська - не кадры, а бабки решают всё!
Ещё часа полтора ребята не могли угомониться.
“Что ж, лиха беда начало,” - подумал я, и решил попробовать. А почему бы и нет? Хуже не будет, а лучше возможно!
91
На конференции яблоку негде упасть, приехали представители новой бизнес-элиты, предприниматели со всех областей и районов. Нужно отметить, что для многих приглашение на конференцию явилось приятной неожиданностью. Ведь образно выражаясь, ещё вчера они, до предпринимательской деятельности, крутили баранки, грузили кирпичи на стройках, сторожили птицефермы и кроме окриков, брани, а подчас и матерщины ничего не слышали. А сегодня по имени отчеству величают приглашают, уважают.
Предварительно, перед конференцией распространили слух, мол, обещано по путевке каждому, кто с пониманием отнесётся и “хорошо будет себя вести”, хотя в халявную путёвку мало кто верил.
Официальным кандидатом на должность руководителя новой организации совершенно случайно, оказался не кто-нибудь, а самый настоящий племянник лидера профсоюзов Армении Мартина Карповича Арутюняна, из небольшого армянского города Кафана, решившего продолжить свою карьеру в столице. Его персону, якобы, даже в ЦК КП Армении рассмотрели и одобрили.
Конференция началась, и ничего не предвещало возможных осложнений, отклонений от намеченного плана. Народ послушно сидел дивясь своему присутствию в просторном грациозном зале с колоннами до потолка и широкими кольцами бронзовых люстр над головой; всё шло как по накатанной.
Моё присутствие нисколько не смутило профсоюзных работников из аппарата Совпрофа, моих бывших сотоварищей, они суетились, пытаясь не замечать опального товарища. И если смотрели на меня, то только как на отработанную гильзу, на свой вчерашний день, без особой радости, но и без огорчения.
Для разогрева публики на трибуну выходили сменяясь один за другим подготовленные ораторы разных рангов, полов и вероисповеданий. Они соблазняли зал благими перспективами в случае рождения нового отраслевого профсоюза и соответственно избрания лидером своего кандидата.
Затем, к основательно подготовленной аудитории, выпустили, в смысле, пригласили к трибуне, стеснительного, неуклюжего мужчину лет сорока пяти . Тот не знал как вести себя перед собранием людей, коим надлежит определить его дальнейшую судьбу. С виду неплохой мужик, но он, пребывая в полной растерянности, всё что-то мямлил, не мог толком зачитать небольшой текст. Это разозлило и раззадорило меня. И я напрягся в ожидании своего часа.
Объявили выборы, и командированный на конференцию заместитель заведующего орг.отделом Совпрофа Армении Александр Арзуманян в составе вспомогательной силы для обеспечения нужного результата, вскочил с места и предложил кандидатуру племянника своего босса. Евгений Кожемякин, председатель конференции, распираемый удовольствием от ниспосланной ему возможности услужить боссу, для большей натурализации совершаемого действия, с деловым видом переспросил фамилию кандидата. И делая вид, будто бы слышит её впервые, проговорил, неизвестную ему, до этой минуты, фамилию вслух и вписал к себе в блокнот. Затем перебирая разложенные перед собой бумаги, скорее всего, машинально, очевидно, в уверенности, что зал и не отреагирует на эту фразу, произнес:
- Будут еще кандидатуры?
- Да! Есть! - вдруг загремело под потолком.
С места встал двухметровый красавец Георгий Серикян, которого мы с любовью Гевушем зовём, оглядел зал и после небольшой паузы произнёс:
- Я предлагаю внести в список Ваагна Карапетяна. Если нужно рассказать о нём, то я готов это сделать.
Генрих Сергеевич, заведующий орготделом, охнул от неожиданности и решил перехватить инициативу. Он понимал, что если я выйду к трибуне, то моё преимущество перед “родственником” станет вполне очевидным:
- Что касается Карапетяна, - приподнявшись с места, отпарировал он, - то наш актив его хорошо знает, давайте сразу перейдем к голосованию.
Определились сие мероприятие провести, так называемым, открытым голосованием и выбирать по мере выдвижения кандидатур, то есть, в первую очередь, за кафанского парня. Зал не стал возражать, что окрылило Кожемякина и тот торжественно объявил:
- Кто за Константина Смбатовича Асланяна, поднимите руки.
Наступила гробовая тишина, ни одной поднятой руки.
- Уже можно голосовать, - не понял реакции зала председатель конференции.
Но народ продолжал смирно сидеть, как в кинотеатре, с усмешкой наблюдая за ступором делегированного самим боссом ответственного чиновника. Пять минут, десять. Пауза затянулась, сотрудники аппарата в недоумении, смотрят друг на друга в ожидании чуда, но, как известно, чудес не бывает, зал безмолвствует.
Когда стало невозможным продолжать игру в молчанку, Евгений Кожемякин, по всей вероятности теперь уже проклиная в эту минуту всех и вся за то, что оказался в столь неприятном положении и все шишки, вполне очевидно, посыплются именно на него, нашел в себе силы продолжить: Он не стал терзать зал вопросами “Кто против”, ”Кто воздержался?” Сразу перешёл к обсуждению моей персоны, очевидно рассчитывая, что и в этом случае не окажется поднятых рук.
- Ну, и вторая кандидатура…- обреченно произнес он, сделал паузу и добавил:
- Кто за Ваагна Самсоновича Карапетяна, поднимите руки.
До сотни рук взметнулись вверх, некоторые, проявляя особое усердие, подняли обе руки.
Орготдел всем составом, возглавляемый заведующим Генрихом Геворкяном, вскочил с места и, подталкивая друг друга, направился к выходу, взвалив на плечи приунывшего Кожемякина завершение конференции и, главное, отчёт председателю Совпрофа о провале задания.
______
И так, ровно через 30 дней, уволенный с грубым нарушением трудового законодательства с должности заведующего орготделом профсоюза работников культуры, герой этого романа вырос сразу на две ступени, став председателем отраслевого профсоюза инновационных и малых предприятий.