Askotski Radislav
"Боинг" шёл на посадку. И, как ни странно, вовремя, хотя взлетел с сорокаминутным опозданием. Было слышно, как открывались закрылки, и, как всегда, с настораживающим скрежетом опускались в рабочее положение шасси. Скорость уменьшалась, высота падала, чуть закладывало в ушах. Момент посадки всегда бесконечно долог и слегка напряжён, и это не смотря на то, что многие уже думают о своих планах на тверди земной. Самые счастливые в этот момент просто крепко спят, есть такие. Они обычно никуда не спешат, летят только с ручной кладью, и на земле их никто не встречает, не ждут срочные дела, а, может, у них просто такой характер, меланхоличный или, наоборот, сильный. Они не вскакивают со своих мест сразу после посадки, не толкаются в толпе выходящих, стремящихся поскорее пройти паспортный контроль и получить свой багаж. Они просто крепко спят с полной уверенностью, что рано или поздно их всё равно попросят покинуть пригретое ими место и хочешь ─ не хочешь, если конечно посадка будет успешной, придётся окунуться в другой, земной мир, со всеми его прелестями и недостатками. А от того, будут ли они сопереживать, справится ли пилот с внезапными порывами ветра, кидающими самолёт в момент его посадки из стороны в сторону, ничего не изменится.
"Эль Аль" в последние годы потеряла в глазах Давида ореол компании, которую так любили и обожали раньше израильтяне. Начало этого полёта не предвещало ничего нового: долгая посадка, возбуждённые от предвкушения предстоящего отдыха шумные, крикливые пассажиры, которые никак не могут занять указанные в билетах места и закинуть ручную кладь в багажные отсеки…Но через какое-то время после взлёта Давид вдруг поймал себя на мысли, что вот он, тот самый, давно уже забытый сервис родной авиакомпании, которым так гордились ранее израильтяне: стюардессы и стюарды не прятались по своим отсекам, как происходило обычно в последнее время. Они все время находились в салоне, выполняли любые прихоти пассажиров по первому требованию: вода, соки, кофе, поднос с горячими булочками к обеду. Короче, бригада работала, а не "отбывала номер". Не следует никогда забывать и про высокий уровень безопасности полётов, которые обеспечивают всегда израильские авиакомпании… Ведь уже столько лет, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, не было ни одного серьёзного сбоя… По всему миру давно перенимают опыт израильтян в обеспечении безопасности полётов, только далеко не всем это удаётся… Многие нынешние гражданские израильские пилоты ─ это вышедшие на военную пенсию ассы, которые до этого управляли боевыми самолётами и не раз побывали в самых критических и непредсказуемых переделках. И когда ты осознаешь, что доверил свою жизнь не только современному американскому детищу ("Боингу"), но и первоклассной команде пилотов, то ты воистину можешь расслабиться… А для этого все же ещё необходим маломальский сервис, который бы не перечёркивал все вышеизложенное.
Наконец самолёт вынырнул из каракулевой шапки облаков, и прямо перед глазами Давида стала разворачиваться дождливо-зябкая панорама пригородов Парижа. Декабрьская погода наложила свой отпечаток на увиденную картину, оголив её до бесстыдства. Земля заметно пропиталась влагой и отсвечивала туманной блеклостью и увядшей, с серовато-каштановыми оттенками, желтизной. Улицы с домиками, покрытыми черепицей, с небольшими приусадебными участками возле них, с высоты птичьего полёта напоминали какую-то сложную и непонятную для обывателя систему кровоснабжения, случайно увиденную пациентом на стенде возле кабинета врача. Сверху казалось, как всё это прозябло от сырости и влаги. Такое же впечатление оставляли увиденные чуть вдали пустынные, осиротевшие поля, тоскующие по убранному урожаю и его недавнему свадебному многоцветию.
─ Вот ты какая, Франция! ─ Давид дотронулся до жены и кивнул на окно иллюминатора. ─ Столько раз откладывали эту поездку, и вот, кажется, почти прибыли.
.
"Париж уже давно не тот. Смотреть его надо было раньше, лет двадцать пять назад. Сейчас там засилье эмигрантов, на улицах грязно, опасно, могут запросто ограбить и даже убить," ─ такие высказывания приходилось слышать Давиду неоднократно. Обычно в этот момент у Давида в голове почему-то рисовалась картина массовых терактов в центре Парижа, с расстрелами ни в чем неповинных граждан: бойня в концертном зале "Батаклан", в кафе и ресторанах, взрывы возле стадиона "Стад Де Франс", нападение на офис сатирического журнала "Charlie Hebdo", на еврейский супермаркет у Венсенских ворот с захватом заложников. Ещё слышалось, что французы недружелюбны, враждебны к инородцам ─ этакие ярко выраженные националисты. Для них существует только один язык в мире, на котором они готовы говорить и слушать ─ это французский. Никакой помощи от них не жди, ничего тебе не подскажут и, вообще, говорить с тобой не будут... Были, конечно, и другие мнения и голоса: ничего подобного встретить в Париже не приходилось. Но они как-то терялись в общем потоке получаемой информации. Всё это останавливало Давида и его семью уже не один раз от поездки в Париж. Но сейчас Давид решил, что надо всё-таки увидеть Париж своими глазами, не смотря ни на что. Да и потом, где в мире сейчас спокойно, покажите это место? Везде в Европе что-то происходит с периодической частотой, и что? Объездили почти всю и живы, слава богу! А у нас в стране разве всё спокойно, тишь, гладь и благоденствие? А про Париж ведь говорят, что увидев его, можно и умереть…Но с этим спешить не стоит, а вот посмотреть Париж: как говорится ─ клиент созрел. И вот решили ─ на рождество…
В прошлом году на рождество побывали в Берлине и остались под большим впечатлением от ярмарок, не смотря на то, что были в этом городе далеко не первый раз.
─ Как бы там ни было, но рождественский Париж, не смотря на своё ожидаемое негостеприимство не сможет оставить равнодушным, ─ рассуждал Давид. ─ Чёрт с ним, с этим французским снобизмом, но впечатления от праздничной атмосферы и красоты рождественских ярмарок, величия ничто не затмит, не испортит…─ рассуждал он. И жена с ним соглашалась.
Дочка Мая и её муж Шимон пришли к такому же мнению и решили присоединиться к ним, а, скорее всего, Давиду и Ане удалось ненавязчиво "соблазнить" их на эту совместную поездку. С детьми, в совершенстве владеющими, в отличии от них, многими иностранными языками, они чувствовали себя уверенней в любой незнакомой им доселе стране. Опыт совместного отдыха в разных странах у них уже был и, как показала практика, они не портили его друг другу. Умели обходить острые углы, не надоедать, вовремя разбежаться и не нарушать личное пространство. Зять буквально год назад побывал в Париже, но совсем в другом статусе, профессионального военного, в рамках обмена опытом. Про Париж, в котором пробыл всего–то два дня, он вспоминал с удовольствием. Рассказывал, как совершал утренние многокилометровые пробежки по набережной Сены, к подножию Эйфелевой башни… Для израильских профессиональных военных находиться в отличной физической форме ─ это даже не обсуждается... В армии каждые полгода все военные, вплоть до командира дивизии, проходят тесты на общефизическую и боевую подготовку, уровень которых очень высок… И потому, будь здоров следить за собой в любых обстоятельствах. Познакомиться близко с Парижем в ту поездку Шимону не удалось… У них было несколько обзорных экскурсий, после которых появилось желание обязательно сюда вернуться.
Наконец опытные руки пилота сумели выровнять самолёт, раскачивающийся до этого из стороны в сторону по горизонту земли, и тот совершил мягкую посадку. В салоне раздались аплодисменты за удачно доставленный груз…
Подали трап ─ и вот он, воздух Франции. Давид вдохнул полной грудью и понял ─ ему нравится… Свежий, чистый, с лёгким запахом йода от не очень уж далёкого атлантического побережья, наполнял лёгкие и весь организм кислородом и энергией, пробуждая к действию после бессонной ночи и пятичасового сидения в салоне самолёта. И совсем не зябко и сыро, как показалось сверху, под облаками. Огромный аэропорт принял пассажиров в свои работающие, как швейцарские часы, объятия, без всякой суеты и нервозности. Как-то странно: всюду вежливые, улыбающиеся лица. Три месяца назад были в Пражском аэропорту, далеко не в первый раз и каждый раз при виде таможенника невольно становилось не по себе. К окошку там ─ по одному и, не дай бог, вдвоём, а до этого ─ стоять строго на очерченной линии, и обложку с загранпаспорта снять, а не то шагай обратно, откуда прилетел… Мы вас тут не очень и ждали. Холодное, ничего не выражающее лицо, пронзающее тебя глазным рентгеном и тянущее время. Медленно, не спеша перелистывает каждую страницу твоего паспорта, после этого опять сверка твоего фейса с документом, после чего обязательное отворачивание головы в сторону и долгое, мучительное раздумье: арестовать тебя на месте или всё-таки поставить штамп в паспорт…И это все невольно каждый раз заставляло тебя задуматься, а не проглотил ли ты вчера на ужин случайно несколько бриллиантов или шариков с наркотой. Аэропорт в Праге с его ненавязчивым сервисом возвращал каждый раз Давида к воспоминанию другого аэропорта из далёкого прошлого, из которого когда-то пришлось улетать на ПМЖ в другую страну.
А тут аэропорт имени Шарля- де- Голля. Бонжур мадам, месье, все улыбаются, сразу тебе печать в только что протянутый еврейский паспорт, и гуляйте на все четыре стороны. Всё-таки есть в этом какой-то воздух свободы. Без всяких проблем быстро получили багаж. А на выходе уже встречал представитель компании, осуществляющей трансфер. Мужчина за сорок, роста выше среднего, худощавый, с чёрными с проседью, чуть вьющимися волосами. Вот его молчаливый облик уже вписывался во всё ранее услышанное о французах: угрюмый, неразговорчивый, к тому же с двухдневной щетиной, сквозь которую просматривался давнишний шрам на волевом подбородке. Казалось, что его оторвали от чего-то очень важного, и теперь он, скрипя зубами, вынужден встречать и сопровождать…Слегка махнув головой на приветствие и, ни слова не говоря, повёл прилетевших на стоянку, к автомобилю.
─ Теперь, кажется, все начинает сбываться наяву, вот и они, настоящие французы, неразговорчивые, плохо относящиеся к инородцам, особенно, не знающим французского. Снобы, возомнившие себя центром вселенной, ─ подумал Давид.
Путешественник, прибывающий в новый аэропорт, уподобляется театралу, предвкушающему скорое удовольствие от вот-вот должного начаться действия. Вот сейчас поднимется занавес, и спектакль начнётся. Но нет, до театра, до самой сцены на этот раз надо было ещё добраться. Сначала дорога до гостиницы в центре Парижа пролегала через промзону. За окном мелькали промышленные здания, довольно ухоженные, но ничем не примечательные. Улицы пустынны. Ну да, сегодня воскресенье и, в отличии от Израиля, выходной.
Видимо, у парижан есть более красивые места, где можно прекрасно провести время ─ скучая в ожидании настоящих красот Парижа, размышлял Давид. Ну а редко встречающиеся прохожие своим видом ничем не напоминали парижских франтов в модных одеждах.
Когда машина остановилась возле светофора, Давид обратил внимание на расположившуюся на тротуаре праздно отдыхающую группу африканцев, часть из которых сидела прямо на земле. Ну вот, кажется и эмигранты, заполонившие Европу, о которых так много пишут в прессе.
По мере приближения к центру облик города менялся прямо на глазах. Давид почувствовал, что он уже в театральном фойе. Смесь архитектурных эпох: готика, ренессанс, возрождение, модернизм и постмодернизм ─ мелькали за окном. Это мелькание не было вызывающе ярким, броским, навязчивым, вычурным. Машина быстро виляла по лабиринтам узких улочек, временами вырываясь на широкие проспекты и опять терялась в старинных кварталах.
Пассажиры стали обмениваться между собой впечатлениями об увиденном. Они уже совсем забыли о водителе, который всю дорогу говорил с кем-то по телефону на непонятном для них, но приятно звучащем для уха французском.
.
Неожиданно он обратился ко всем на прекрасном иврите…
─ Вы из Израиля? На сколько приехали? Когда возвращаетесь? ─ при этом выражение его лица совсем не изменилось, оно всё также было скучным, ничего не выражающим, и, казалось, его совсем не интересует то, о чём он только что спросил.
─ На семь дней, ─ ответил Шимон, сидевший рядом с водителем.
Он тоже ничем не высказал, что чем-то удивлён. Вроде как старые знакомые продолжили после паузы разговор. Шимон, профессиональный военный, боевой офицер, и выдержки ему не занимать, да и мало что могло его в жизни сильно удивить.
Давид переглянулся с женой и, улыбнувшись, прошептал:
─ Видишь, наши люди везде, ─ и почему-то вспомнил в этот момент Владимира Высоцкого и его песню про Париж, в которой автор лет 50 назад утверждал, что "в общественном французском туалете есть надписи на русском языке"(и надо же, буквально на следующий день Давид таки убедился, насколько культовый советский певец был прав, когда, зайдя в бесплатный общественный туалет, расположенный в скверике с обратной стороны Собора Парижской Богоматери, увидел выцарапанное на стене "Цой жив").Можете проверить.
─ Как обстановка в Париже после вчерашнего? ─ поинтересовалась Мая.
Водитель стал рассказывать о событиях вчерашнего субботнего дня. В этот день в Париже проходила акция "жёлтых жилетов", недовольных повышением цен на дизельное топливо. Это все вылилось в самые настоящие массовые беспорядки. Часть протестующих, одетых в жёлтые жилеты и закрывающие лицо шапки, громила витрины магазинов, ресторанов, сжигала полицейские машины, избивала стражей правопорядка. Были даже человеческие жертвы. Центр Парижа в дыму и в зареве пожаров. По телевизору это смотрелось очень неприятно.
И понятно, что вновь прибывших в Париж сии события не могли не беспокоить.
─ Чёрт, как только мы задумаем куда-то лететь, обязательно что-нибудь происходит, ─ думал Давид.
В 2000-ом собрались лететь в Берлин, купили билеты ─ в Израиле началась интифада, многие дороги перекрыты, арабы закидывают машины камнями и даже обстреливают. Давид, чтобы добраться до аэропорта, брал с собой в машину диванные подушки и инструктировал жену и дочку: в случае чего падать на пол и, по возможности, прикрываться ими. Обошлось, дороги действительно были усыпаны булыжниками, но полиция уже успела утихомирить израильских арабов, дав им понять, что не собирается мириться с вандализмом, отправив несколько из них, наиболее ярых, к "вожделенным девственницам". И очередь желающих посетить райские кущи как-то быстро иссякла. Обратно пришлось лететь с пересадкой через Франкфурт- на-Майне. Количество желающих лететь в страну в самый разгар интифады значительно уменьшилось, поэтому большинство рейсов на Тель-Авив отменили, и "Люфтганза" собирала пассажиров на этот полет со всей Германии. А в Берлинском аэропорту, в большом зале ожидания вылета находились всего пять израильтян: Давид с женой и дочкой, пожилая марокканская еврейка и молодой израильский араб. Очень скоро старушка подошла к Давиду и его семье и попросила разрешения находиться возле них, так как она боялась араба с нездоровым, как ей показалось, блеском в глазах.
─ Конечно, ─ ответил Давид.
Что такое фанатичный блеск глаз, Давид знал, работая в первый год жизни в Израиле на стройке, рядом с арабами с территорий. Он встречал этот фанатичный блеск нескрываемой ненависти, злости, чего-то дикого, у некоторых "двоюродных братьев". Чувствовалось, что они сдерживают себя, но в любой момент, при определённых условиях, могут выпустить свой гнев наружу. Давида это не пугало, но настораживало. Его предупреждали, что надо быть начеку…
Ну а сейчас ему было приятно, что он представляет собой защиту для пожилой женщины. Давид присмотрелся к арабу и не увидел в его глазах, в отличии от старой еврейки, ничего пугающего. Обычный парень, обычные глаза. Когда прилетели из Берлина в огромный аэропорт Франкфурта-на-Майне, парень терпеливо помогал всем выбрать правильное направление к месту посадки. У страха глаза велики, ─ подумал тогда Давид, ─ и не стоит причёсывать всех под одну гребёнку.
Были и другие события, которые почти каждый раз ставили заранее запланированную поездку на грань ее переноса или отмены. Внезапные забастовки авиадиспетчеров, грузчиков или пилотов, а то и всеизраильские. А внезапные военные конфликты, которые случаются на этой земле с постоянной периодичностью. Это ведь тоже своего рода рулетка, хотя и не стоит называть её "русской". А предпоследний полет в Прагу, когда одно государство в день их вылета, начало проводить в Средиземном море военные учения со стрельбами. А их ракеты, бывает, летят, куда им вздумается…И до последнего момента не было понятно, отменят вылет или нет. Самолёты, вылетающие из аэропорта имени Бен Гуриона, вынуждены были облетать этот внезапно образовавшийся, опасный для полётов район, делая приличный крюк. Но всегда это было связано с происходящим внутри Израиля или рядом с ним, и только в этот раз им "повезло" нарваться на события в другой стране.
─ Вы не переживайте, ─ успокоил водитель, ─ у нас бардак, в основном, по субботам. Вчера всё громили и жгли…Сегодня воскресенье, и я думаю, после вчерашнего будет относительно спокойно, до следующей субботы.
─ Всё ничего, только в следующую субботу в семь вечера вы должны забрать нас из гостиницы и отвезти в аэропорт.
─ Не переживайте, все будет хорошо. А мы уже приехали, ─ впервые улыбнувшись, ответил водитель, припарковав машину у входа в отель.
Он помог выгрузить вещи и, на этот раз на удивление вежливо, попрощался.
Здание отеля ─ ничего особенного. На фоне остальных зданий ─ той же временнОй, более чем столетней застройки, оно ничем особым не выделялось и сливалось в общем ансамбле похожих фасадов. Зато прямо с порога, вместе с очаровательной улыбкой встречающего их портье, оно окутало путешественников каким-то магическим облаком тепла, домашнего уюта. Витые чугунные лестницы с низкими ступеньками и дубовыми поручнями, панели красного дерева, огромные старинные зеркала, разветвления коридоров и коридорчиков, гравюры с видами старого Парижа. Не смотря на то, что в отеле был лифт, постояльцы предпочитали подниматься в свои номера и спускаться по лестнице. И каждый раз перед глазами представлялись картины из прошлой жизни этого здания. Скорее всего, это был доходный дом. Кто же населял его маленькие и уютные квартирки? Художники, студенты, модистки, белошвейки ─ вероятно, не очень богатые горожане. Наверно. Да и кто мог селиться в те времена у подножия Монмартра, недалеко от Мулен Руж?
Портье встретил гостей как старых друзей. Предъявленные ему для обозрения израильские паспорта никоим образом не вызвали с его стороны никакого негатива. Наоборот, он просто весь "рассыпался" в любезностях. До "законного" заселения в номера оставалось ещё три часа, но он пообещал предоставить их в распоряжение гостей в течении двадцати минут, если они пожелают чуть подождать. Если нет, то можно оставить чемоданы рядом со стойкой регистрации. Предложил воспользоваться услугами минибара (в этой сети отелей к услугам посетителей с часа дня до часа ночи бесплатный бар, с напитками, горячими и холодными, лёгкими перекусами: от всяких печенюшек, пирожных до тортов, орехов, фруктов. И воспользоваться им можно было в любом отеле этой сети). Вручил всем карту Парижа, на которой быстрыми, уверенными кружочками обозначил места, которые гости Парижа просто обязаны посетить. Правда, теперь в каждом телефоне с функциями карты прекрасно справляется навигатор и без подключения к интернету, но всё же многие ещё любят по старинке, а иногда это даже удобней. А портье уже предлагал недельные проездные на все виды транспорта, билеты на прогулочный кораблик по Сене, на обзорный туристский автобус и многое другое. Давид был приятно удивлён доброжелательностью и благосклонностью улыбчивого и милого француза. Причём чувствовалось: всё, что он делает ─ абсолютно искренне…
А ведь говорили, писали в прессе, показывали репортажи по "ящику", в "нетте", что во Франции процветает антисемитизм, и своё еврейское, а тем более израильское происхождение, лучше не афишировать. Интересно посмотреть, что будет дальше. Когда же наконец-то французы проявят свой снобизм и национализм?
А портье тем временем, заполнив карточки, вернул израильские паспорта, продолжал улыбаться и всячески раскланиваться, просил обращаться к нему по любому вопросу и не стесняться, и он готов всегда помочь. Это было очень приятно видеть, слушать и ощущать.
Оставив чемоданы на рецепшене, решили все же пока немного прогуляться возле отеля, ознакомиться с окрестностями, "принюхаться" к городу. Недаром говорят, что для того, чтобы лучше ознакомиться с Парижем, надо в нём заблудиться…С современными средствами навигации сделать это трудно, но блуждать по городу, убегая недалеко от заранее спланированного маршрута, изредка поглядывая в навигатор, очень приятно.
Только теперь занавес по-настоящему поднялся, и началось завораживающее действо под названием Париж: вышли из гостиницы и очутились в нежных и трепетных объятиях города. С первых шагов он влюблял в себя навсегда, навечно… Короткие улочки разветвлялись, кружились, расходились, пересекались площадями. И все это переплеталось с маленькими уютными сквериками и взметнувшимися к облакам соборами. Зашли в первую попавшуюся французскую кондитерскую ─ confiserie ─ купили самый что ни на есть французский багет, ещё горячий. Он показался необычно вкусным, чуть тягучим, мягким внутри, с тонкой хрустящей корочкой. Поднялись ещё чуть вверх, приближаясь к холму Монмартра, и на крошечной площади, от которой лучами в разные стороны убегали узкие улицы, увидели небольшую рождественскую ярмарку, в центре которой кружилась нарядная карусель. На деревянных зверюшках гордо восседала парижская детвора. А вокруг карусели стояли родители, с умилением наблюдая за своими чадами. Счастливые детские возгласы перемежались с непонятно откуда доносившейся очень приятной, типично французской мелодией, исполняемой на аккордеоне.
И хотелось верить в вечность этого дня...
Вскоре, в просвете одной из узких улочек, совершенно неожиданно засветились под неярким декабрьским солнцем сахарные головы собора Сакре–Кёр. Казалось, что до него рукой подать. Но, посмотрев на навигатор и поняв, что на самом деле расстояние намного больше, отложили поход на другой день. Ведь маршруты и места, которые надо обязательно посетить, были составлены заранее и расписаны по дням.
Вернулись в гостиницу, заселились в номера и отправились в своё первое длительное пешее путешествие по городу.
Воздух Парижа будоражил кровь. Солнышко нежно играло свою тихую декабрьскую рапсодию. Оголённые до бесстыдства каштаны разбрасывали обрывки теней на прохожих. Казалось, от зданий исходит многовековое свечение всех тех жизненных передряг и событий, которые им пришлось пережить. Ажурные чугунные "французские балконы", огораживающие "французские окна", тянущиеся от пола до потолка ─ визитная карточка французской архитектуры. А дома, повторяющие конфигурации улиц и разделяющие одну улицу на несколько. А парижские кафе, которые живут двойной жизнью: внутри – вкушают что-нибудь поосновательней, а на улице, под навесами, в любую погоду, за маленькими круглыми столиками, восседая на плетёных стульях, словно с передних театральных рядов наблюдая за происходящим перед ними действом, с наслаждением запивают это маленьким глоточком кофе с круассаном или неспешным глотком чудесного французского вина.
Всё закрутилось, завертелось в безоблачной, праздничной туристической карусели узнавания и вкушения неизведанного.
Центры мировой культуры: Лувр, музей Орсе, Центр Жоржа Помпиду – готовы приобщить к великому и вечному любого, даже самого далёкого от искусства человека. Никакие репродукции и никакой интернет никогда не заменят настоящую игру света, красок, исходящих от великих картин и скульптур, увиденных воочию. И чтобы понять это, есть только один выход ─ приехать в Париж.
Латинский квартал с чудесными недорогими ресторанчиками, в которые вас зазывает обязательно сам хозяин, сажает за стол и обслуживает как старых добрых знакомых, потчуя тебя огромными порциями удивительно вкусной еды. А великолепные японские заведения, где вы действительно можете отведать настоящей японской еды, полезной и одновременно очень вкусной, и сытной, которую на ваших глазах приготовят и подадут настоящие японцы. А рестораны марокканской кухни, где вас угостят истинным кускусом, приготовленным по всем правилам, в таджине, с овощами, сухофруктами, орехами, с великолепной, тающей во рту бараниной. Бесчисленные французские рестораны и кафе, от очень дорогих мишленовских до достаточно умеренных в ценах, приведут вас в чувство настоящего восторга и праздника жизни. Именно они и задают высочайший уровень обслуживания и качества приготовленной еды. А ярмарочная еда, разве она не прекрасна?! С горячим глинтвейном, с ароматным французским луковым супом, с фермерскими сырами и копчёностями. А французские пирожные, миниатюрные, различных форм, от сердечек до звёздочек, разве это не самое настоящее лакомство? А знаменитые французские "макарони", а фуагра, устрицы, улитки ─ не попробовав всего этого, ты не сможешь по-настоящему осмыслить, что такое Париж. А Парижский район Море? Старинный, уединённый и одновременно оживлённый днём и ночью. А расположенный в нём еврейский квартал вокруг узкой улицы Розье, существующий там с 17-го века, где явственно, среди множества рекламы на идиш и одновременно на иврите в витринах булочных, небольших ресторанчиков, с бегающими внутри официантами в кипах, лавочках зеленщиков чувствуешь смешение культур: средиземноморской, левантийской, ашкеназской и сефардской. И никто тут не боится подчёркивать свою национальную принадлежность.
Город парил, влюблял в себя, как опытный, зрелый ловелас. Всё это удивляло и радовало, как Давида и Аню, так и Маю с Шимоном. И это не смотря на совсем недавние события, не смотря на встречающиеся на улицах вооружённые патрули, держащие указательные пальцы на спусковых крючках своих автоматов. Не смотря на то, что на Елисейских полях и на соседних улицах местами зияли пустые глазницы разбитых витрин дорогих магазинов, и кое-где чернели остовы сгоревших машин. И в силу таких обстоятельств Елисейские поля скучали в этом году без Рождественской ярмарки.
В один из дней туристы решили исполнить одно из своих желаний, прогулку на кораблике по Сене. Подошли к пристани минут за сорок до отправления. Прокомпостировали билеты, купили довольно неплохой кофе в автомате (Париж держал марку во всём). И в ожидании экскурсии сели на скамеечку у знаменитой инсталляции по проекту Филиппа Паскуа. Скульптор изобразил скелет огромного тираннозавра из хромированного алюминия в натуральную величину. Когда путешественники взглянули на эту фигуру под определённым ракурсом, то произошёл оптический фокус, который и был задуман автором: хищник, разинув пасть, навис своим мощным торсом над Эйфелевой башней и казалось вот-вот перекусит её пополам.
На пристани находилось пока всего несколько человек. Солнечно-мягкая декабрьская погода расслабляла, нежила путников. Иногда такие, ничего не значащие минуты запоминаются на всю жизнь: набережная Сены, напротив Эйфелева башня, слева посверкивает позолоченными скульптурами нарядный мост Александра третьего ─ никуда не нужно спешить. Все молчали, каждый думал о своём или ни о чём.
Внезапно умиротворяющий покой нарушил шум приближающейся толпы. Её вызывающе-восторженное щебетание сразу резануло слух и вернуло путешественников в реальность. Этой реальностью было несколько автобусов с китайскими туристами. Толпа, выплеснувшаяся из автобусов, в несколько мгновений, словно цунами, заполнила всё свободное пространство набережной. Только Сена осталась свободной от них и то, наверно, потому, что они пока не научились ходить по воде, "аки посуху", ─ с улыбкой на лице подумал Давид.
На причале стало тесно. Романтика уединения сразу исчезла, растворилась в шуме, гаме, в восторженных возгласах фотографирующихся… Вскоре прибыл речной теплоход, и толпа ринулась к трапу и выстроилась в очередь, словно в винно-водочный магазин времён советско-горбачёвской перестройки.
Давид и его близкие уселись на открытой верхней палубе. Аудиогид на разных языках помогал туристам понять историческую значимость зданий и сооружений, мимо которых они проплывали. Часть туристов молча сидела, внимательно слушала, поворачивая головы в те стороны, о которых шёл в данный момент разговор, а большая часть (китайские туристы) восторженно скакала по палубе, фотографируя друг друга с разных сторон, в разных ракурсах, совсем не обращая внимание на остальных туристов, и на то, что они могут кому-то просто мешать.
В последние годы у многих китайцев появилась материальная возможность путешествовать, Европа стала для них своеобразной Меккой. Побывать там, показать себя на фотографиях на фоне всемирно известных достопримечательностей стало очень модным. Зачастую их везут за границу целыми трудовыми коллективами (а коллективы у них немаленькие) хозяева предприятий, как, впрочем, принято это во многих странах, в том числе и в Израиле. Но при встрече в Европе таких китайских групп всегда ощущается какая-то их внутренняя самоорганизованность, подчинение единому целому, какому-то единому руководству. И веселятся они организованно, как по команде, стараясь показать друг перед другом или своим начальством, насколько они счастливы и благодарны за предоставленную им возможность… Для многих из них "показать себя", "запечатлеть на фото", чтобы потом хвастаться перед своими родственниками и знакомыми, много важнее, чем действительно посмотреть, почувствовать, осмыслить. И им наплевать, что в данный момент они могут кому-то мешать, закрывать вид, кого-то задевать, толкать… Давид уже не раз сталкивался с этой публикой в Европе и старался обходить стороной места их массовых скоплений, но это не всегда удавалось…
Лет десять назад, находясь в одном из европейских городов, Давид с Аней заглянули в симпатичный китайский ресторанчик, который на тот момент был фактически пуст. Давид заказал любимую утку по-пекински, что-то ещё, жена что-то другое. Было вкусно, недорого, тихо, спокойно, уютно, как и во многих китайских ресторанах ─ понравилось и на этот раз. Буквально через неделю они решили повторить удачный поход. Возле ресторана увидели выходящие оттуда группы счастливых, лоснящихся от только что полученного удовольствия, раскрасневшихся китайцев.
Ещё не зайдя вовнутрь, на ресторанной террасе они увидели что-то невообразимое. На столах навалены горы грязной посуды с остатками еды, заляпанные донельзя скатерти. На открытом воздухе явственно ощущался какой-то неприятный запах. Зайдя вовнутрь в надежде, что там всё-таки не будет такого бардака, просто ужаснулись от увиденного. Масштабы "катастрофы" тут были ещё ужаснее: изобилие недоеденных яств вперемежку с грязной посудой и каким-то рвотным запахом, заполонившим всё пространство. Увиденная картина напоминала кадры из фильма "Весёлые ребята", когда стадо, сбежавшее от пастуха Кости, забрело на чужой банкет и хорошо там погуляло, а то, что осталось после него, предстало сейчас перед Давидом и Аней. "Стадо" почти всё ушло, кроме одного столика, за которым ещё сидели, видимо, самые уважаемые персоны. Один из них очень громко чавкал и мотал головой с набитым до отказа ртом в знак согласия с другим, который в этот момент рассчитывался с официантом, по-видимому, за всю группу. Давид ещё раз окинул большой круглый зал, в нём не было ни одного чистого столика, ни одного абсолютно чистого метра пола.
─ Бежим отсюда, ─ произнёс Давид.
─ Ты ещё раздумываешь, рассматриваешь, спрашиваешь? Ты как хочешь, но я после этого больше никогда ни в каком китайском ресторане есть не буду, ─ отрезала Аня.
И до сих пор своё слово держит.
Второй случай произошёл во время выступления симфонического оркестра в Карловых Варах, на Млынской колоннаде. В этот раз всё было, как всегда. Нарядная публика большей частью расположилась на белых ажурных скамейках перед колоннадой, а часть стояла на самой колоннаде, окружив оркестр со всех сторон и наслаждаясь его выступлением в непосредственной близости. Давид с женой поначалу слушал отрывки из музыкальных произведений Дворжака и Сметаны, тоже сидя на скамейке, но потом оставил жену с друзьями и решил подойти к оркестру поближе. Он любил рассматривать лица исполнителей во время игры, следить за их эмоциями, это помогало ему самому раствориться в прекрасной, вечной музыке. Вот и на этот раз, когда Давид занял свободное место возле музыкантов и наслаждался чудесными звуками, прямо перед ним, бесцеремонно оттолкнув его, "нарисовался" китаец и стал делать селфи на фоне симфонического оркестра. Давид с досадой отошёл в сторону, найдя другую брешь в толпе возле оркестра, чтобы в его мир музыки никто не вторгался. Но опять перед ним появился уже другой китаец и тоже со смартфоном и тоже закрыл собой обзор… Давид оглянулся, позади стояла группа китайцев и о чем-то громко болтала. Давид чертыхнулся про себя и отошёл ещё раз, подальше от этой шумной публики, найдя в окружении оркестра ещё один просвет.
─ В этот раз, кажется, я от них отбился, ─ подумал Давид и опять погрузился в божественную музыку.
Но не прошло и трёх минут, как Давида оттолкнул в сторону на удивление рослый китаец, и как это, по-видимому, у них принято, не извинившись, встал перед ним. И, конечно, закрыл собой весь обзор, поднял вверх смартфон и стал снимать видео.
─ Так, кажется, всему есть предел, ─ подумал Давид. ─ Вот тебе, длинноногий брат, сейчас не повезёт.
Бедный китаец тоже ведь не знал и не догадывался, да и не хотел знать, что перед ним стоял бывший совдепиус, для которого толпа – родная стихия. Что-что, а толкаться в толпе в СССР учили с детства. В очередях за любыми продуктами, за любым дефицитом. А дефицитом там было все, что продавалось, доставалось или перепродавалось. А очереди в общественном транспорте, особенно в часы пик, да о чём говорить… Не стоит, кто не жил, тот не поймёт, а кто жил, тому и не надо рассказывать…
Давид как бы небрежно повернулся, и, пытаясь выйти из толпы, вроде как медленно, не спеша. При этом он слегка, "совершенно случайно" при развороте задел своим широким плечом спину китайца. От такого "маленького случайного" толчка китаец, пытаясь удержать телефон, как-то странно перегнулся в обратную сторону и чуть не рухнул, если бы не крепкая опора в лице Давида, не позволившего китайскому брату упасть ничком на землю. Но вот крутой китайский айфон последней модели не устоял и грохнулся на гранитные плиты Млынской колоннады с высоты поднятой длинной китайской руки. А Давид, "как ни старался" поймать его, как самого китайца, не успел. Айфон с приятным для уха Давида звуком разлетелся на мелкие составляющие в разные стороны. Все ещё придерживая китайца, Давид "совершенно случайно" наступил на что-то, издавшее приятный хруст под его ногами, и оттолкнул "это" в сторону, посмотрел в глаза ошарашенному китайцу и покачал головой, якобы с большим сожалением: " как же тебе, брат, не повезло", повернулся и пошёл к жене дослушивать концерт в спокойной обстановке
Ну а сейчас, на кораблике, Давид, любуясь красотами Парижа, старался не обращать внимания на представителей когда-то братского народа, впадающего без виагры в экстаз. Было такое ощущение, что они купили для себя этот кораблик и теперь, как полноценные хозяева, делают на нём всё, что захотят, а на остальных им плевать… Бесконечные селфи, групповые съёмки с подпрыгиванием и жаркими объятиями, громкие крики восторженной публики ─ массовая фотоссесия в разгаре. На большинстве проплывающих рядом и навстречу теплоходах, наблюдалась похожая картина.
Кажется, мы попали сегодня на высадку китайского десанта на Сене, ─ подумал Давид. ─ А, впрочем, что в этом удивительного с их-то миллиардами населения несколько десятков тысяч туристов ─ это вообще даже не тема для разговора.
Когда теплоходы проплывали рядом, восторженная китайская публика начинала радостно кричать, прыгать, махать руками, приветствовать друг друга. Давиду казалось, что кораблики в это время начинают раскачиваться и вот-вот могут в верхней части амплитуды восторга народных китайских масс зачерпнуть бортом прохладную водичку. А эйфория гостей из Китая набирала всё новые обороты. Проплывая под не очень высокими пролётами мостов, некоторые туристы стали подпрыгивать, пытаясь за них уцепится. Через какое-то время стали устраивать конкурсы на наиболее красивые прыжки. Кто всё же сможет допрыгнуть и повиснуть? При этом остальные снимали видео и делали фото. Видимо, это должен быть лучший снимок если не всей жизни, то, по крайней мере, путешествия в Париж. И вот наконец-то один из них, наверно, самый удачливый, а возможно, просто член сборной Китая по баскетболу или прыжкам в высоту, высокий такой, сделал это на проплывшем только что навстречу теплоходе. Давиду даже показалось, что это тот самый китаец, с которым он пару лет назад "случайно столкнулся" на Карловарском променаде, слушая классическую музыку. Китаец успел каким-то образом зацепиться за пролёт и повиснуть, но как-то не очень удачно, буквально на секунду, даже толком не зафиксировав свой успех. Публика, громко ахнув, тут же подала возглас глубокого разочарования. Она даже не успела как следует запечатлеть это неординарное событие. И всё-таки, до чего сообразительный и разносторонне развитый народ, эти китайцы. После не совсем удачного прыжка спортсмен, как истинный спринтер, рванул по проходу с носа на корму, на бегу подпрыгнул и на этот раз реально повис. Крик восторга публики заглушил шум от работающих двигателей, бурные и продолжительные аплодисменты напомнили съезд партии коммунистов Китая, дружно аплодирующий своему лидеру. А китаец, как гимнаст, может он все-таки был членом сборной Китая по спортивной гимнастике, стал держать "уголок". Надо отметить, что держал он очень ровно. После чего, доведя публику до дикого восторга, стал раскачивать "уголок" из стороны в сторону. Осчастливленная публика нескольких кораблей выла, рукоплескала, кричала, улюлюкала, фотографировала. Давиду уже самому захотелось запечатлеть такой необычный момент, как вдруг крики восторга сменились криками ужаса. До чего же непостоянный народ, эти китайцы. А причина возникшей паники прояснилась через несколько секунд, как только публика поняла, что корабль уплыл, а гимнаст продолжал держать "уголок". Пан спортсмен, ослеплённый лучами славы в самом центре Парижа, профукал теплоход и повис в воздухе над водами Сены. Со всех сторон ему выкрикивали какие-то одним им понятные советы. А гимнаст, наконец-то осознав возможные последствия минуты славы, попытался забраться на верх металлической конструкции пролёта, на которой до этого так красиво висел. Что он только не делал: подъем с переворотом, выход силы, перелёт Ткачёва, петлю Корбут, но, видимо, сверху для этого просто не было свободного места, и все попытки как-то закрепиться заканчивались неудачей. Наконец, на исходе сил и, видимо, поняв всю бесполезность предпринятых им попыток, он перестал корчить из себя олимпийского чемпиона и просто пытался удержаться из последних сил. И неизбежное свершилось, все ахнули, когда он "бомбочкой", с поросячьим визгом полетел вниз. Река приняла его как родного, он "вошёл" в неё как раскалённый железный штырь входит в масло, с шипением и пузырьками, и тёмные холодные воды Сены накрыли его разгорячённое тело с головой. Через какое-то, казалось, очень длительное время голова, как мячик, закачалась на поверхности. А ещё буквально через несколько секунд неизвестно откуда появился летящий по волнам на большой скорости катер. Спасатели кинули горе-спортсмену спасательный круг и с опытной лёгкостью вытащили длинное тело из воды и тут же увезли в известном только им направлении.
И вы думаете, это был конец "банкета"? Не совсем. Происшедшее событие только распалило китайцев, ввело их в какую-то более высокую форму нирваны. Они ржали, пародировали "утопленника", висели друг на друге, стараясь сделать "уголок" и раскачивать его в разные стороны. Всё бы ничего, и Давид снисходительно наблюдал за ними, как за маленькими детьми, вырвавшимися из-под плотной родительской опеки. Но в какой-то момент молодой парень с двумя девушками, нафотографировавшись и нагалдевшись, встали прямо перед Давидом, у бортика, закрыв ему весь обзор. Давид решил подождать в надежде, что скоро они уберутся восвояси, но они никуда не спешили и, похоже, расположились тут надолго. Тогда Давид поднялся со скамейки, подошёл к парню и жестами попросил его отодвинуться в сторону и не загораживать обзор. А тот, решив, видимо, "не падать лицом в грязь" перед своими девушками, стал размахивать руками и что-то громко говорить. Но, видимо, включив мозги, стал отходить в сторону, увлекая за собой девушек. Казалось, инцидент исчерпан. В этот момент рядом с ним появилась "группа поддержки" из двух молодых парней. Они стали тоже что-то в агрессивной манере говорить Давиду. Давид понимал по-китайски как-то не очень хорошо, то есть никак, но язык агрессии знал прекрасно и был не из робкого десятка. Вся эта ситуация начинала ему совсем не нравится. Но тут из-за спины Давида появился зять, сидевший до этого позади. Он что-то быстро, чётко, короткими фразами на английском, которым Давид тоже почти не владел, вразумил китайцев. А те, увидев перед собой крепкого, атлетического сложения мужчину рядом с пусть и не очень молодым, но тоже производящим соответствующее впечатление Давидом, решили не рисковать, повернулись и ушли.
─ И славу богу! ─ подумал Давид. ─ А то бы сегодня французские спасатели выполнили как минимум годовой план по спасению утопающих. Он-то знал, на что способен израильский боевой офицер, в совершенстве владеющий настоящим боевым крав мага (разработанная в Израиле военная система рукопашного боя, делающая акцент на быстрой нейтрализации угрозы жизни).
Не совсем понятно, что послужило поводом, но через минуту китайцы организованно спустились на нижнюю палубу.
Всё когда-нибудь подходит к своему неминуемому финалу. Так и это путешествие по Парижу подходило к своему завершению. За день до отъезда решили утром забежать в один из торговых центров недалеко от гостиницы, купить домой французских деликатесов, подарков, что делали всегда при каждой поездке за границу. Ну а в Париже, как говорится, сам бог велел. Заниматься этим в день отъезда неудобно, чемоданы надо собрать заранее и к 12 часам уже освободить номер. Ну а потом до семи вечера можно спокойно погулять, попрощаться с городом. Завтра в это время их должны забрать из гостиницы и отвезти в аэропорт. Впереди ещё куча времени, почти два дня и масса планов. Да и вообще Париж настолько многолик, что никакой недели, двух, трёх или шести недостаточно, чтобы насладиться им в полной мере. И тут, как снег на голову, заметили в телефоне пришедшее сообщение от фирмы, осуществлявшей трансфер. "В связи с тем, что завтра в Париже ожидаются массовые волнения и в связи с предупреждением полиции о том, что дороги в центре будут закрыты, мы сообщаем вам, что не сможем осуществить трансфер в указанное ранее время. Если вас устроит, то трансфер в аэропорт состоится в пять утра. Просим вас сообщить нам о вашем согласии на это время до двух часов дня. Если вы не согласны, то мы готовы вернуть вам оплаченную вами стоимость трансфера".
─ Весело, рейс в 22-30, нам предлагают провести этот день в аэропорту, очень мило, ─ возмутился Давид.
─ А что, разве у нас есть выбор? ─ расстроилась Аня.
─ Папа, а что ты предлагаешь? ─ спросила Мая.
─ Надо подумать, всё взвесить. Никто не знает толком, что тут завтра будет… Пишут и говорят о чём угодно, вплоть до государственного переворота. А в городе все тихо, спокойно. В крайнем случае, спустимся в метро, доберёмся до станции, где останавливается поезд на аэропорт.
─ В прошлую субботу в связи с такими событиями многие станции метро были закрыты, ─ вмешался в разговор Шимон.
─ Но ведь не все, около двадцати.
─ Это большая проблема, ─ задумался Шимон. ─ Мы рискуем не попасть на рейс. Если начнётся большой бардак, перекроют дороги, то добраться до аэропорта будет очень сложно.
─ Решайте, ─ сказал Давид. ─ Как вы решите, так мы и поступим.
Решили не терять последний день в Париже и отказаться от трансфера в пять утра. По крайней мере, первую половину дня провести в городе, а там уже, действуя по обстоятельствам, самостоятельно добираться до аэропорта.
Ну а пока есть время ─ вперёд, наслаждаться каждой минутой, проведённой в этом прекрасном месте с его очаровательными людьми. Да, вы не ослышались, именно такое мнение о парижанах сложилось у Давида, Маи, Ани и Шимона. И плевать они хотели на то, что пишут в прессе, говорят по радио и те, кому не повезло или те, кто описывает всё в чёрном цвете. Понять парижан, их элегантность, умение одеваться: тонко, изысканно, без всякой вычурности и показушности ─ можно только увидев их воочию. Увидеть в городе, в толпе прохожих, за столиками кафе и ресторанов, за прилавками магазинов, торговых лавочек. Этот врождённый шарм во всём свойственен любому возрасту, полу и расе: и коренным французам, и выходцам из Марокко, Алжира, Туниса ─ всем парижанам.
Давид поначалу даже как-то стеснялся обращаться к парижанам в связи с тем, что он не знал французского, на котором выучил перед поездкой пару-тройку фраз и слов, а его английский не так далеко ушёл вперёд от французского, а немецкий, которым должен был овладеть в советской школе и университете, тут был не нужен, да и знал его на уровне: что не знал, то и забыл… А потом увидел, что реакция парижан на обращающегося к ним на уровне жестов очень доброжелательна. Они стараются тебе помочь, если надо, терпеливо подождать, объяснить. Он перестал бояться и смело при необходимости вступал с ними в диалог. Когда утром, проходя мимо портье, попивающего кофе с круассаном, он желал ему "bon appetite", тот вскакивал и начинал раскланиваться в знак благодарности: merci, monsieur. Кстати, утверждение, что французы не говорят или не хотят говорить ни на каком другом языке, кроме французского, тоже надуманное. Всегда, когда Шимон или Аня обращались к ним на английском, получали в ответ такую же весьма доброжелательную реакцию.
За день до отъезда в городе ничего не предвещало каких-то грозных событий. Кто-то спешил на работу, кто-то беспечно разгуливал, сидел в ресторанах, кафе ─ город жил своей обычной жизнью. Как всегда, стояли длинные очереди в музеи. Рождественские ярмарки источали ароматы разных вкусностей. Казалось: то, что ты видишь сейчас, будет тут всегда и ничего не может измениться, разве что только в лучшую сторону.
Давид стоял посреди огромного торгового центра и смотрел по сторонам. Жена забежала в один из магазинчиков, Мая с Шимоном тоже разгуливали где-то рядом. Зашли сюда, чтобы переждать внезапно начавшийся ливень. Давиду захотелось запечатлеть этот момент на видео, он достал телефон и стал снимать: счастливые и не очень парижане, в мыслях, раздумьях и просто радостном предвкушении предстоящих выходных и в надежде совершить несколько удачных покупок. Возможно, это будут подарки к Рождеству или Новому Году. Давид любил наблюдать за людьми, за их лицами, жестами, походками. Из таких мелочей можно составить более точную картину о человеке, о народе, о стране. Он снимал лица, прекрасных женщин (некрасивых женщин, тем более парижанок, не бывает), импозантных мужчин, молодых и в возрасте, снимал высокую нарядную, на всю высоту огромного торгового центра ёлку, крупного темнокожего полицейского возле неё… Наверно, это Пьер Ноэль (французский Дедушка Мороз). А где же Снегурочка? А вот и она ─ к полицейскому подошла изящная девушка в такой же полицейской форме. Они о чём-то между собой заговорили, потом засмеялись и стали внимательно осматривать публику. Давид начал комментировать видео. В этот момент появилась Аня. Давид повернул камеру на неё и попросил сказать что-нибудь…
─ Грустно расставаться с Парижем, что говорить…, ─ жена отвернулась.
─ Посмотри: дождь закончился, небо посветлело. Пойдём в отель, оставим там покупки и погуляем в нашем районе, дадим детям возможность отдохнуть от нас.
Скоро подошли Мая с Шимоном. Давид с Аней, договорившись с ними о планах на вечер, двинулись по направлению к гостинице.
Приятный, мягкий ветерок прогонял восвояси остатки грозных совсем недавно туч. А буквально минут через пять погода резко поменялась. Атлантический ветер, не успевший растерять в пути запах океана, нагнал целое полчище тёмных туч, и опять пошёл дождь.
─ Давай забежим в какое-нибудь кафе, переждём, ─ обратился Давид к Ане.
─ Пошли уже, не видишь, какие тучи, будет идти весь день…
─ А в метро?
─ Нет. Будем ещё пол часа искать станцию. Идём.
И они пошли, до отеля было не близко. Давид посмотрел по навигатору: до ближайшей станции метро было чуть ближе, чем до гостиницы, но идти в противоположную сторону. Самое смешное, что именно сегодня они не взяли с собой зонтики. У Давида на куртке был капюшон, но он не стал накидывать его в солидарность с женой, у которой его не было. Декабрьский дождь не был очень холодным, но мокрым он был точно. Через несколько мгновений он превратился в ливень и накрыл путников с головы до ног. Казалось, что всё вокруг тонет в сплошном потоке ─ люди, машины, здания, город. Прятаться от дождя уже не было смысла. Правда, временами они забегали под навес какого-нибудь кафе и сверяли по навигатору, в правильном ли направлении они движутся… Проливной ливень, как ни странно, вызвал у них какую-то эйфорию, радость, воспоминания.
У Давида в голове мелькали картины из далёкого детства: он с друзьями- погодками под июньским дождём бегают босиком по лужам, промокшие насквозь, а потом валяются в них, как поросята, наслаждаясь теплом грязной, мутной воды.
А вот другая картина: он бредёт позади матери, из детского сада. Апрель, только растаял снег. Новые резиновые сапоги, надетые впервые в жизни. "Неужели в них можно по лужам? ─ думал он. ─ И ноги не промокнут?" И потихоньку, пока впереди идущая мать беседовала с матерью его одногруппника, чинно шествовавшего со своей мамой за ручку, стал "мерить" лужи. И наслаждаться ощущением сухих ног. И надо же ─ в тот момент, когда он забрёл в очередную лужу, мать обернулась. Давид испугался, потом смело улыбнулся и крикнул: "Смотри, вода, а ноги сухие," ─ шагнул широким шагом вперёд и провалился в ямку по колено. Почувствовал, как сапоги наполнились грязной, холодной жижей и замер, как соляной столб на Мёртвом море. Мать, стоя на краю лужи, не имея возможности дотянуться до сына, требовала, чтобы он немедленно вышел из неё, а он стоял, закрыв глаза и не шевелясь, не желая поверить в происшедшее…
Аня почему-то вспоминала их давнишний с Давидом отдых летом, в июле, когда они успели спрятаться под огромным платаном от внезапного дождя. А дождь превратился в ливень. И вскоре дерево перестало сдерживать сплошной поток льющейся сверху воды. К тому же засверкали молнии и послышались раскаты грома.
─ Стоять тут опасно, ─ сказал Давид. ─ Бежим!
И они побежали, окончательно промокнув с головы до ног. А потом радовались, как дети, добежав до какой-то беседки метров через двести. Радовались проливному дождю, грозе и молниям, рассекающим небо на рваные лоскуты.
Дорога к отелю подходила к концу, и вместе с ней кончался дождь. Давид с Аней вышли на маленькую площадь, дождь совсем отступил. И тут они увидели, как бледное декабрьское небо над Парижем расцветила радуга. И под ней сказочно-лучезарным светом, в просвете одной из улочек заблистали белоснежные купола Сакре-Кёр, к виду которых он уже привыкли, но не уставали любоваться.
К вечеру обстановка в городе стала заметно меняться, в воздухе повисло напряжение, и на лицах некоторых прохожих появилось тревожное ожидание. Многие магазины закрылись необычно рано. По дорогам мчались какие-то кортежи, сопровождаемые сиренами и мигалками. Часто встречались вооружённые патрули.
В один из предыдущих дней отдыха, идя от Площади Согласия по Елисейским Полям, Давид увидел приближающийся навстречу патруль. Он состоял из восьми молоденьких ребят в камуфляже, с экипировкой спецназа. Они шли боевым порядком и внимательно осматривали окрестности. Картина очень выразительная, да ещё в самом центре Парижа. Давид не удержался, достал телефон и попытался их сфотографировать. Как только он поднял телефон, на него сразу направили автоматы, прямо как на Бен Ладена в предпоследнюю секунду его жизни… Давид улыбнулся и развёл руки в стороны, показывая всем своим видом, что он передумал, даже и не начав, ребятам просто показалось... Молодые "рэмбо" с недовольными лицами опустили автоматы и проследовали дальше.
─ И что, они действительно серьёзные ребята? Таким образом можно противостоять террору? ─ обратился Давид к Шимону.
─ Нет, конечно, это чисто показушные акции, ─ ответил Шимон.
И Давид был с ним полностью согласен. На примере Израиля он знал, как борются с террором, где любой мало-мальски людный объект охраняется. А уж как охраняется, так учиться этому в Израиль едут со всего мира. Многие проходят сложнейший отбор внутри страны, чтобы попасть на курс охранников и телохранителей в Израиле. А тут, в Европе, места массовых скоплений, как например ярмарки, магазины, вовсе не охраняются до сих пор или делается это чисто символически, не смотря на массу уже произошедших трагедий.
А Давид всё равно несколько раз сфотографировал на память парижские патрули, но они этого просто не заметили…Уж очень экзотичная картинка в центре легкомысленной Европы!
Давид никак не мог привыкнуть, что рассвет тут наступает примерно в половине девятого утра. А в четыре уже темно, а если погода пасмурная, то темнеть начинает и раньше. Всё-таки короткий у них зимний день. В это последнее утро в Париже Давид проснулся, как он просыпался всегда, без четверти пять. Решил, что сегодня он не будет валяться в кровати и читать новости в интернете. Тихонько, чтобы не разбудить жену, встал, оделся, спустился вниз и вышел из гостиницы. По улице с чудесным названием Нотр Дам де Лоретте, где находился их отель, изредка проезжали машины и шли уставшие после ночных гуляний парочки, мечтающие о тёплой и уютной постели. Было по-утреннему зябко. Он шёл не спеша, наслаждаясь видами ещё не проснувшегося города. Но, как оказалось, Париж ещё и не совсем спал, вернее не все и не всё в нём спало в эту ночь. Давид вышел на улицу Пьер Фонтэн, прошёл мимо ресторана японской кухни, в котором ещё сидели посетители. Всё-таки трудолюбивый народ эти японцы. С левой стороны из караоке-бара доносилась незнакомая мелодия, кто–то там пел негромким, хорошо поставленным голосом. Из ночного клуба вывалилась шумно смеющаяся компания. Идущие навстречу парень с девушкой остановились и стали целоваться, а после девушка от избытка чувств запрыгнула на парня, обхватив его ногами за спиной. А он, нежно её прижимая и целуя, продолжил движение… Дорога упёрлась в Бульвар Клиши. На противоположной стороне, за площадью Пигаль, сверкала красными огнями всемирно известная мельница кабаре Мулен Руж. А дальше отдыхал от посетителей музей эротики. А за ним крутые лестницы на Монмартр с его знаменитой Стеной Любви, площадью Тертр, ожидающей художников, каждый из которых назовёт себя Пикассо и быстро нарисует ваш портрет.
─ Да, Париж жив! ─ подумал Давид и повернул назад, в гостиницу. Что день, грядущий нам готовит? Хотелось бы знать…
В десятом часу, сдав номера, оставив чемоданы у портье, вышли прогуляться. Чем ближе приближались к центру, тем больше было заметно, что город находится в необычном положении: пусто, многие магазины, кафе и рестораны закрыты, жалюзи опущены. На улицах масса полицейских, перекрывающих дороги. То тут, то там стали появляться люди в жёлтых жилетах. Они пока ходили разрозненными группами, но чувствовалось, что у них всё-таки есть какой-то общий план. Почти у всех за спиной висели рюкзаки.
─ Интересно, что у них там, ─ подумал Давид, ─ водичка, сэндвич или что-то посерьёзней? Обстановка не очень радует. Надо зайти куда-нибудь напоследок, отдать дань прекрасной французской кухне, пока тут всё не закрыли, и топать в отель за вещами. И в аэропорт, пока не поздно.
Через несколько улиц они нашли работающий ресторан французской кухни, в котором, кроме них, не было других посетителей. Сделали заказ и стали неспешно наслаждаться прекрасным вином и выбранными яствами. Когда подали кофе и десерт, на улице что-то стало происходить. Было заметно, что персонал ресторана нервничает и что-то бурно обсуждает, затем стали заносить внутрь столики и стулья с улицы. Через какое-то время к посетителям подошёл официант и сказал: "Мы приносим свои глубочайшие извинения, но вынуждены попросить вас закончить трапезу. У нас чрезвычайные обстоятельства, и мы должны закрыть ресторан. Извините за причинённые неудобства. Вам не нужно ничего оплачивать. Это распоряжение хозяина. Советуем вам как можно быстрей покинуть этот район".
─ Кажется, в Париже становится "жарко", ─ сказал Давид.
─ Этого следовало ожидать, ─ добавил Шимон.
Как только посетители покинули ресторан, они услышали шум электродвигателя, опускающего жалюзи на окнах. Пока они трапезничали, с одной стороны, метрах в ста пятидесяти от них улицу перекрыли полицейским кордоном из нескольких машин. Полицейские что-то вещали в мегафон, пытаясь, по-видимому, урезонить находившуюся с другого конца улицы большую группу людей в жёлтых жилетах, в которую вливались всё новые и новые их сторонники. А вышедшие только что из ресторана посетители оказались почти в самом центре этих событий.
─ Надо срочно уйти с этой улицы. ─ сказал Шимон, уткнувшись в свой телефон, ища выходы с улицы на навигаторе. ─ Вот есть, вижу. Тут недалеко. Идём быстро…
В это время толпа "жёлтых" начала движение в сторону полицейского кордона, медленно, не спеша, выкрикивая какие-то лозунги, скандируя свои требования. Шимон шёл навстречу этой толпе, по тротуару, рядом с ним Давид, позади Аня и Мая. Уже можно было рассмотреть лица людей, выражающие уверенность в правоте своих действий. Но где-то в глубине этих народных масс Давид успел заметить людей в масках. Они скрывали свои лица, как скрывают налётчики, собравшиеся ограбить банк, ювелирный магазин или ломбард. Давид следил за новостями и был в курсе, что многие митингующие "жёлтые жилеты" сами не знали, кто это такие, откуда и чьи интересы выражают эти люди в масках, громящие витрины, поджигающие машины и занимающиеся мародёрством.
Вскоре толпа слилась с ними, но, славу богу, она шла неплотной массой и тактично расступалась перед идущими навстречу. Шимон повернулся и указал всем, что вот там, в конце дома, мы сможем повернуть в проулок и уйти с этой улицы. Когда уже стали подходить к углу дома, неожиданно на Шимона накинулся проходящий мимо здоровый детина в маске с прорезями для носа, глаз и губ и стал на него что-то кричать, размахивая руками. Шимон жестом показал всем, чтобы заходили в проулок, что-то коротко ответил верзиле на английском и повернулся за остальными. В этот момент бугай схватил Шимона за куртку и протянул к себе. Громилу можно было понять, ведь невысокий Шимон смотрелся на его фоне совсем не внушительно, едва доходил тому до плеча. Шимон в момент притяжения "невольно" обернулся, улыбнулся "заискивающе" верзиле, который в этот момент уже замахивался на него второй рукой, и в ту же секунду схватил руку, держащую его куртку за предплечье и сразу отпустил. Давиду показалось, что в этот момент он услышал хруст кости, не смотря на творившийся кругом шум и гвалт. Верзила пошатнулся и, изогнувшись, тупо смотрел на повисшую, как плеть, руку, поддерживаемую второй рукой, пытаясь сообразить, что произошло. Шимон спокойно похлопал его по плечу, сказал ему что-то на всё том же английском, повернулся и пошёл своей дорогой. Женщины даже не успели заметить и понять, что произошло… "И слава богу", ─ подумал Давид.
─ Ты выглядел как Давид, сразившийся с Голиафом. А что ты ему сказал?
─ Пожелал хорошего дня.
─ Ну да, теперь он своими руками не будет хватать, кого ни попадя, ─ добавил Давид.
И тут он вспомнил себя маленького, наверно года два, потому как бабушка умерла, когда ему было три. Он сидел на корточках напротив печки и заворожённо глядел через створки открытой дверки на дотлевающие в печи угольки. Этот мягкий, мерцающий свет, несущий тепло, от которого дома становилось так уютно, притягивал к себе с необъяснимой силой. Угольки напоминали ему звёздочки на небе, до которых, действительно, было рукой подать. Бабушка была где-то далеко, и он решил достать себе несколько, подошёл к печи и схватил лежащие на решётке над поддувалом несколько "звёздочек".
Ему не было больно, когда бабушка смазывала его обожжённую руку гусиным жиром и обматывала её бинтом, он плакал от того, что плакала бабушка, страшно испугавшись за внука.
Туристам после того, как они выбрались с этой улицы, больше не попадались столь опасные места, и они сумели добраться до отеля уже без приключений. Зато очень удивились, когда портье сообщил, что их давно ждут.
─ Кто ждёт? ─ спросил Шимон.
А Давид сразу подумал, что наверно полиция, после того, как Шимон "привёл в порядок" руку верзилы. Ведь они тут никого не знают, и ждать их некому. Неужто они так круто работают, да ещё во время такого бардака в городе?
─ А вон, возле бара, ─ портье указал рукой на человека, сидящего к ним спиной и разговаривающего по телефону.
Давиду показалось, что он раньше слышал этот приятный французский тембр. Когда они подошли поближе, мужчина повернулся к ним.
─ Ну, наконец-то! Сколько можно вас ждать? ─ сказал он на чистом иврите. ─ Вы ведь не собираетесь просить политическое убежище во Франции? ─ он улыбнулся всего второй раз за всё время их недолгого знакомства. ─ Все ближайшие станции метро закрыты. Вас сейчас ни один таксист не повезёт в аэропорт ни за какие деньги. Да и вообще вас никто и никуда не повезёт. Ещё немного, и я тоже не смогу вывезти вас в аэропорт. Хватайте чемоданы и на выход.
Это был тот самый водитель, который встречал их в аэропорту. Они тогда даже не спросили, как его зовут. А звали его Мишель.
─ Мишель, Миша, ─ сказал он уже на русском, но с акцентом и опять улыбнулся. ─ Михаэль на иврите.
Миша вёл машину быстро, но при этом плавно и уверенно. Он вилял в какие-то только ему известные переулочки, улицы, один раз даже съехал на какую-то не асфальтированную дорогу. И рассказывал про себя под музыку Джо Дассена, тихо льющуюся из аудиосистемы.
─ В трёхлетнем возрасте я приехал в Нью-Йорк, вместе с мамой, папой и бабушкой, из Белоруссии, там есть такой город ─ Витебск.
─ Кажется, сегодня происходят одни чудеса, ─ произнесла Аня. ─ Дело в том, что мы с мужем и дочкой тоже родом из Витебска.
─ Не может быть!!! ─ воскликнул Мишель. ─ Сегодня же позвоню маме в Нью-Йорк, она ещё жива, правда ей уже без года девяносто. Я ничего почти не помню. А мама с папой часто рассказывали про Витебск. Бабушка учила меня русскому языку. Мой дедушка в юности дружил с Шагалом, занимались в одной художественной школе, Пэна, кажется….
─ Да, была в Витебске такая школа Юделя Пэна…
─ Только мой дед не был так талантлив. НКВД расстреляло его в начале тридцатых. Никто не знает, за что. А Шагала знают во всём мире. Я в 19 лет уехал из Америки в Израиль, служить в армии. Так многие делали, после "Шестидневной войны"… У Израиля тогда был ореол победителя, и евреи со всего мира мечтали служить в Израильской армии.
─ Да и сейчас тоже служат, ─ сказал Шимон.
─ А в каких годах вы служили в Израиле? ─ спросил Давид.
─ 72-74 год.
─ Так вы застали войну Судного дня?
─ Да, былое такое дело. Застал.
─ И пришлось?
─ Пришлось…, ─ он замолчал, задумался, открыл бардачок, достал сигарету из пачки и глубоко затянулся.
Давид заметил, что его рука слегка дрожала. Мишель погрузился глубоко в себя. И, словно опомнившись, потушил уже почти до фильтра выкуренную сигарету.
─ Извините, я почти не курю. Это для меня тяжёлая тема, там на Голанских высотах очень много моих друзей навсегда осталось...
─ В танковом сражении? ─ спросил Давид.
─ Да, вы знаете?
─ Мы там живём, ─ ответил Давид. ─ И конечно помним, и знаем, как 170 израильских танков вступило в бой с 1200 сирийскими, а точнее, советскими. Спасибо вам за всё, что вы тогда сделали. Израиль помнит своих героев.
─ Я после службы путешествовал по Европе, влюбился в француженку, вот с тех пор тут и живу. Уже внуки взрослые, скоро правнуки пойдут.
─ А сколько вам лет, Мишель?
─ Да я ещё молодой, 65 всего.
─ А мы были уверены, что вам чуть за сорок…
Машина уже подъезжала к аэропорту.
─ Мишель, ─ спросил Давид, ─ а почему вы за нами приехали?
─ Я своих в беде не оставляю. Это ведь моя фирма осуществляет трансфер, и она работает не только с израильскими турагентствами. Но израильтян я люблю иногда встречать сам. Я, когда спросил сегодня утром у секретарши, согласились ли вы на трансфер, и получив ответ, понял, что вы можете попасть в неприятную ситуацию. Позвонил в ваш отель, и портье сказал мне, что вы выписались, а чемоданы оставили… вот я и приехал…
Когда вышли из машины, Мишель протянул визитку и сказал:
─ Следующий раз, когда будете в Париже, звоните по любому поводу и без повода. ─ Повернулся к Шимону ─ А ты передавай привет ЦАХАЛУ. Можешь ничего не говорить, я и так вижу, что ты сейчас там…
На этот раз прощались как старые друзья, и, конечно, оставили Мишелю все свои координаты. На прощание он произнёс: "Ам Исраэль Хай". (Народ Израиля жив).
Позже, сидя в зале ожидания аэропорта, Давид вдруг вспомнил, что с Мишелем была ещё одна встреча в центре Парижа, через несколько дней после приезда. Когда они шли по городу, дочка сказала, что она увидела водителя, который нас подвозил из аэропорта. Давид обернулся ─ да, он, метрах в двадцати от них. Давид махнул ему рукой, но тот посмотрел сквозь, как будто не узнал его. Интересно, это была случайная встреча, или? Что-то много случайностей для одной короткой поездки в Париж.
Мимо пассажиров, ожидающих посадки, с постоянной периодичностью прохаживались вооружённые до зубов патрули, держа указательный палец рядом со спусковым крючком автоматов. Совсем молоденькие парни зорко осматривали пассажиров и наверняка ощущали себя Рэмбо.
─ Да, прав Шимон. С такой безопасностью Европа далеко не уедет. К аэропорту может подъехать любая машина с тонной взрывчатки, никто не проверяет. В зал ожидания может зайти кто угодно и с чем угодно… А потом стреляй из автоматов, будь ты хоть трижды Рэмбо, в зале, где полно народу, ─ размышлял про себя Давид. ─ У нас уже в тот момент, когда ты покупаешь билет на самолёт, службам безопасности о тебе всё известно…
Видимо, о размышлениях Давида "каким-то образом стало известно" французским органам безопасности, и они отправили его и Шимона на личный досмотр при проверке ручной клади. Заставили снимать ботинки, уносили их на какую-то дополнительную экспертизу, ощупывали с головы до ног, а потом надо было ещё идти по грязному полу в носках за своими ботинками метров тридцать ─ короче, отомстили…
─ То, что они делают, это не то что вчерашний день, а позавчерашний, ─ сказал Шимон.
И зря. Видимо, всё-таки кто-то у них тут в аэропорту был телепат и умел читать мысли или по губам
Когда уже прокомпостировали билеты и шли по "рукаву" на посадку, остановили дочку и тоже подвергли обыску. Странно, но такого Давид ещё не видел ни в одном аэропорту мира.
Как всегда, израильтяне никак не могли долго усесться на указанные в билетах места, задерживая взлёт. И обслуживание обратного рейса было, мягко говоря, никаким. После "впаривания" товаров Дьюти-фри, когда уже все мирно спали, стали разносить сэндвичи и воду. И больше стюардесс видно не было. А когда Давид выходил из самолёта, то ужаснулся. Он ещё никогда не видел такого бардака, оставляемого пассажирами после рейса. Подушки, одеяла, разный мусор устилал пол между креслами ─ вероятно, так пассажиры мстили стюардам за их столь ненавязчивый сервис. А может, это защитная реакция израильтян на посещение культурной столицы мира? Au revoir, Париж! Здравствуй, Израиль! Ам Исраэль Хай!
15.01.19 год.
Radislav Askotski.