Доктор Живаго
Как быстро меняется мир вокруг нас, а с ним и менталитет людей...В 1992 году я получил работу преподавателя русского языка в американском
колледже. Помню с каким волнением я открыл дверь в класс. Пятнадцать студентов с
любопытством смотрели на меня. Почти все они были людьми почтенного возраста, у
каждого за плечами притаилась непростая жизнь. Общественный колледж Пайкс Пик, что
в городе Колорадо Спрингсе, не дорогой, поэтому наряду с теми, кто записался в класс из-
за кредитов, там были люди, которые, уйдя на пенсию, взяли его из интереса к языку и к
стране, некогда их сильно напугавшей. Я рассказал о себе, спросил, есть ли вопросы.
Вопросов было много, но один запомнился надолго: А Вы смотрели американский фильм
про доктора Живаго?...
Это сейчас русскими не удивишь здесь, на «Диком Западе», а тогда я был одним из
первых иммигрантов, приехавших «с того света» в этот, уютно раскинувшийся у
Скалистых гор, консервативный городок. Меня постоянно спрашивали, услышав мой
акцент, откуда я, а узнав, что из России, задавали самые неожиданные вопросы: про
коммунизм, про Гулаг, про русских женщин и так далее. Я отвечал охотно, в свою очередь
задавая им вопросы,не менее наивные об их стране, привычках. Словом, я изучал их, они
– меня. Вопросы не всегда были «дружественными», иногда с подколкой и даже злые. Но
я не обижался и, в свою очередь, ехидничал в их адрес.
Каждый раз, начиная занятия с новым классом, я проводил анкету, в которой
одним из пунктов была просьба рассказать об имидже России. К моему удивлению, этот
имидж был почти у всех студентов одинаков: заснеженные улицы, водка, танцы в
присядку, необыкновенная история, богатая культура, Толстой, Достоевский и... доктор
Живаго!
Последнее меня сильно озадачило. К своему стыду, я тогда не читал этого
произведения. Пастернака в моё время в школах не проходили, его книги не были в
открытой продаже по стране, периферия (в которой я родился и воспитывался) о нём
вообще ничего не слыхала.
Вначале я пропускал этот «имидж» мимо ушей, но после одного случая, я взял в
библиотеке английский и русский варианты книги и залпом прочитал это произведение.
Об этом и другом не менее забавном случае стоит рассказать поподробнее, я их до сих пор
вспоминаю с улыбкой.
Однажды попросили меня дать несколько ознакомительных уроков русского языка
группе туристов из городка Каньон-Сити, что неподалёку от Колорадо Спрингса. Их мэр
каким-то образом установил связь городов-побратимов с русским Валдаем. По тем
временам такие побратимские связи были очень популярны. Вот и надумали каньонцы
съездить в Россию. А для того, чтобы знать простейшие фразы на русском, типа
«здравствуйте-до свидания», и наняли меня на недельку.
Я, как всегда, познакомился с каждым студентом, потом спросил их о России, что
они знают о ней, что любят. Ответы были шаблонными. Не забыли и про Живаго.
Редактор местной газеты даже сделал целый «доклад» на эту тему, ошеломив меня
последним восклицанием о том, что он не читал книгу, а двадцать пять раз смотрел фильм
с Омаром Шерифом в главной роли. На полном серьёзе он заявил, что если бы был
русским президентом, то поставил памятник создателям этого «шедевра»! «... Ведь,
столько людей полюбили, поняли Россию, посмотрев этот потрясающий фильм!» -
закончил он.
Я был потрясён услышанным! Вот в тот вечер я и съездил в местную библиотеку и
отыскал там оба варианта этой книги. К моему удивлению, она на меня не произвела
глубокого впечатления. Фабула романа показалась мне скроенной нечётко, герои –
выдуманными, незапоминающимися. Язык – выспренным, казённым...
Я отложил книгу и забыл о ней на некоторое время.
Второй случай произошёл в самолёте авикомпании Дельта, когда мы с моим
боссом, подлетали к Санкт-Петербургу. Стоял декабрь 1992 года. Я только что стал вице-
президентом его небольшой компании. Занималась она печатаньем и доставкой библий и
другой религиозной литературы в новую Россию. Мой босс вёз меня туда представить
своим партнёрам.
Командир корабля объявил о начале снижения и попросил пристегнуть ремни. Мы
стряхнули с себя сон и стали готовиться к посадке. Позади нас сидели две дамы
почтенных лет, но, хотя их возраст таился в каждой морщинке, назвать их старушками у
меня бы не повернулся язык. Тот, кто знает Америку изнутри, тот поймёт меня: умеют
амариканцы стареть. Эти «младостарушки» просто очаровали меня. Они, прильнув к окну
самолёта, не могли удержать своих восклицаний:
«Вау! Снег! Смотри, Джойс, смотри, церковка..., а облака, ну точно как в
Варыкино! Господи, Россия, неповторимая Россия!»
Мой босс повернулся к ним и спросил: «Извините, это ваш первый визит сюда?»
Они охотно рассказали о себе, о своей любви к «этой заснеженной стране». Узнав,
что я русский, они забросали меня вопросами, на которые я даже и не успевал ответить:
мы катились по ледяному полю к мрачно-грязным и неприветливым зданиям вокзала
Пулково. Прощаясь, я посоветовал моим нечаянным собеседницам приехать в Питер не
зимой, когда там серо и холодно, а летом, когда всё в зелени. Леди на секунду оторопели,
потом та, что была побойчее, изрекла фразу, которая запомнилась мне на всю жизнь:
«Молодой человек (я тогда был относительно молод), если нам будет надо посмотреть
лето и цветущие деревья, то мы поедем на Гавайи, либо во Флориду, а в Россию мы едем
смотреть зиму и эту серую прелесть!»
Улыбнувшись и продолжая счастливо щебетать между собой, они направились к
выходу. Уже вслед им я бросил вопрос:
«А откуда у вас такой образ России?»
«Живаго, сэр, доктор Живаго! Посмотрите этот фильм обязательно!»
Вернувшись домой, я взял этот фильм из «блокбастера» и честно посмотрел его.
Фильм был ужасный: мало того, что он был снят не в России, а в Финляндии, Испании,
там ещё были и ошибки на плакатах, бороды-мочалки, «фальшивый» снег, лубочные
сценки, нерусские жесты и мимика американских, британских и других актёров,
собранных со всего света... Словом, он меня потряс откровенным невежеством и вольной
интерпретацией романа Пастернака, его идеи, его видения революции...
Я принёс фильм в колледж и поделился своими впечатлениями со студентами.
Разгорелась дискуссия, против меня «восстал» весь класс. «Вы – русские, слишком всё
любите усложнять, копаться в душе, а надо жить легче, надо иметь «fun», хотя в вашем
языке нет такого слова и понятия»... «Мне наплевать на революцию, на идеи столетней
давности, а вот там такая музыка, такая любовь!».... «Ах, а какие глаза у Омара
Шарифа!»... «Ну и что, что наклеенные бороды, что снег не настоящий, там ведь
настоящая любовь!»...
Я сдался и предложил посмотреть фильм ещё раз всем вместе. Класс встретил это
предложение аплодисментами.
Зазвучала музыка, замелькали кадры... Невольно я стал смотреть этот фильм
«другими глазами», глазами иностранца, глазами моих студентов, стараясь их понять. И,
к моему изумлению, что-то во мне произошло, что-то сдвинулось в моей душе, словно
какая-то плита отвалилась. Я уже не замечал ни шероховатостей сценария, ни наивности
интерпертации романа; я поверил в искренность героев фильма, в их чувства. Особенно
потрясла Лара, её губы, её невыразимо прекрасные глаза, в которых плескались любовь и
печаль, как когда-то они плескались в глазах моей любимой женщины с которой я был
вынужден расстаться... Но самым потрясающим во всём фильме была музыка! Она
появлялась в тот момент, когда к Юрию приходила муза. Она растапливала снега
Вырятино, плескалась в подсолнухах в прифронтовой полосе, рыдала вместе с Юрой,
выглядывая из замороженного оконца на чердаке, глядя его красивыми оливковыми
глазами на повозку, увозящую его любимую Лару «в навсегда». Хотелось плакать от этой,
проникающей во все клеточки души, божественной мелодии! Вспомнилось своё прошлое,
навсегда потерянное в бренности жизни чувство новизны, захотелось вновь любить,
ревновать, быть красивым...
Этот фильм стал, как бы, визитной карточкой класса. Не одно «поколение» моих
студентов унесли с собой в жизнь эту печальную повесть страшных лет России, повесть,
которая помогла им понять и полюбить эту необыкновенную страну, её мятежную,
неспокойную душу.
Прошло много лет. Нет Союза, нет того мира, разделенного на две половинки. Всё
стало другим. Открылись границы, русские увидели мир, мир – русских. Вроде бы
здорово, но исчезла какая-то неповторимая харизма того печального и грозного времени.
Пришло новое поколение со своей моралью, со своими героями. Всемирно известные
симфонические оркестры, балетные группы, оперные певцы выступают при полупустых
залах, Поэзию превратили в прозу, а Прозу – в сводки преступлений...
Пытался я пару раз показать «Живаго» в своих классах, но, видя пустые заспанные
глаза юных недорослей, их запрограммированные на “fun” и потребительство мозги,
отступил. Последней каплей стало обсуждение «Живаго» в одном из классов, когда я
спросил, почему не понравился студентам этот фильм? Одна, могучено сложения девица,
с квадратной челюстью и плоским задом, пояснила мне мнение «их поколения»: «фильм
скучный, там нет «action» (действия), нет «fun»-a».
«А как же любовь, ведь там такая любовь?» - изумился я.
«Это вы про доктора и его любовницу?» - пробасило «создание». «Так это же
адюльтер чистой воды! Этого вашего доктора надо было подвесить за одно место! Если
бы это было сейчас, а не тогда, когда унижали женщин, ему бы досталось! Разве это
любовь, это же обман, это подло!» ...
Я больше не показываю этот фильм своим студентам. Я смотрю его один, когда мне
одиноко. Пустяшный фильм, с великими актёрами и неповторимой музыкой, помогает
мне понять гений Пастернака лучше любого критика, специалиста-учёного. Я закрываю
глаза и слушаю эту неповторимую музыку, которая уносит меня в заснеженную Русь,
«мчащуюся тройкой» в неизвестность...
И мне вновь хочется жить и любить.
Колорадо Спрингс, США.
Павел Кожевников