Камал Асланов. Глядя вслед. Любопытный. Проводы. Деревня. По сценарию.

Камал Асланов

Kamal Aslanov 
Toronto




Глядя вслед

У медсестры была плохая память на лица. Зато задницы она смолоду помнила до мельчайших подробностей. Каждый выем, ямочку, едва заметную родинку, морщинку, характерный изгиб. Толстые, худые, волосатые и лысые, молодые и старые, мужские и женские, детские и даже крохотные припухлости грудных младенцев - все, куда когда либо в жизни делала уколы, впечатывались в её память навсегда. Необходимости в запоминании лиц не оставалось никакой. Зачем они, когда есть задницы? Достаточно было кинуть взгляд сзади на человека и она даже зимой сквозь толщу одежды безошибочно узнавала бывших пациентов.
И когда они много позже здоровались с ней на улице, то вспоминала людей только оглянувшись назад. Отсюда и привычка всем встречным смотреть вслед.
И горестно было наблюдать женщине, как с годами некогда вертлявые попочки прямо у неё на глазах обрастали жиром и обвисали, словно трухлявые мешки. Не дорожили люди своими задницами.
Но гораздо больше огорчений принесла эта привычка её самой. Ведь среди многочисленных пациентов медсестры было очень много важных людей, способных изменить её жизнь. И воспользуйся она вовремя их услугами...
А женщина при встрече узнавала их лишь после того, как, поздоровавшись, проходили мимо. Ну не бежать же следом за человеком, не окликать же в спину, не рассказывать же, КАК она различила их!....
Так она в молодости упустила того молодого человека, который долго ухаживал за ней. Так в старости прошла мимо влиятельного чиновника, который мог выхлопотать ей солидную пенсию. Так в конце жизни пропустила врача, способного вылечить её от смертельной болезни. Жизнь прошла мимо
И когда на том свете медсестра, наконец, предстала перед господом богом, то стоящие у высшего престола ангелы не могли взять в толк, почему эта старуха норовит зайти ко всевышнему с тыла?

Любопытный

Выросший в тепличных условиях, он до поры до времени знал только себе подобных. Поэтому, извлечённый однажды на белый свет и посаженный под окном, мгновенно загорелся жадным любопытством. Ему, молодому и зелёному всё вокруг оказалось в новинку, все интересно. И эти глядящие на него покровительственно сверху вниз большие деревья, и эта уходящая куда-то аллея, и шустрые кошки, и лохматые собаки, норовящие, проходя мимо, поднять ногу и обрызгать его вонючей жидкостью.
Но особенно его интриговали люди. Большие и маленькие, женщины и мужчины, разболтанные юноши и их строгие отцы, меняющие наряды девушки и остающиеся в одном обличии старухи, с сумками за плечами и портфелями в руках, на высоких каблучках, а то и в стоптанных башмаках, опирающиеся на палочку, а то и бегающие вприпрыжку, - куда бы ни проходили (проносились, прошлёпали) мимо него по утрам, где бы ни пропадали целый день, к вечеру обязательно спешили вернуться, чтобы скрыться за обшарпанными дверьми старого подъезда большого дома. Какая-то жизненно важная сила неминуемо притягивала их обратно.
Что ещё больше подогревало его любопытно. Что их туда влечёт? Что люди делают, запершись у себя дома? Какой жизнью живут там наверху за этими окнами? Воображение рисовало картинки, одна краше другой. Хотелось поскорей их увидеть. Но рост не позволял. И как тянись, как ни выкручивайся, не выручали ни молодость, ни гибкость. Проходили дни и месяцы, а окна оставались для него на недосягаемой высоте. Что ввергало в отчаяние. И он уже почти перестал надеяться когда-нибудь заглянуть в них, когда в один прекрасный день к собственному удивлению вдруг обнаружил,... что кажется, наконец, достиг нужной высоты. И стоит теперь только слегка подтянуться...
Через неделю никто во дворе не мог понять, почему растущий под окном новый саженец вдруг так скоропостижно увял и и усох. Ведь все рассчитывали посидеть когда-нибудь в его тени.

Проводы

Похороны получились роскошные. Горы цветов, толпа провожающих, венки от общественных организаций. Играющий с подъёмом оркестр. Рыдающие навзрыд провожающие. С трудом сдерживающие слёзы седоглавые ветераны. И не успевающие поменять увлажнившиеся платки благородные дамы. Зачитанная под громкие аплодисменты собравшихся телеграмма от главы правительства,. Сменяющие затем друг друга прочувствованные речи товарищей. Особенно слова Друга, произведшие такое впечатление, что их пришлось трижды повторить на «бис». И ещё один раз отдельно перед объективами телекамер. Корреспонденты газет и журналов перехватывающие на ходу для интервью друзей и близких покойного. Их убитые горем лица крупным планом. Длинная очередь опечаленных соратников, спешащих выразить соболезнование безутешной вдове и клянушихся продолжить славное дело ушедшего товарища.
Всё это сложилось в такую яркую картину, что заплаканная женщина с растёкшейся косметикой на лице, спохватилась только в машине по дороге с кладбища, решив стереть, наконец, с себя уродующие подтёки. И очень смутилась, когда, роясь в косметичке в поисках подходящего тампона, обнаружила рядом предназначенные  для расплаты с могильщиками деньги.
-Какими могильщиками?- удивился сидящий рядом Друг.
-Ну которые закопали
-А разве закопали?
-А разве нет?...


Деревня

У маленькой деревни маленькие потребности. Ей много не надо. Зачем писарь, если и староста умеет писать? Зачем лишние садовник, сапожник, плотник, каменщик, учитель и так далее. Есть гармонист, чтобы играть на свадьбах, есть лекарь, чтобы не бегать за ним в другую деревню. Есть даже свой плохонький, но поэт. Он же могильщик, он же колдун. Давно ничего путного не сочиняет. Да и старое не лучшего качества. Но зачем напрягаться и искать новые рифмы там, где и прежние всех устраивают. С какого бодуна становиться лучше? В сравнении с кем? Ведь единственный. И тем бесценный. Воспевает при случае деревню, может восславить такого же никудышного садовника, у которого в саду уже давно зачахли все деревья, или гармониста, играющего так фальшиво, что каждый раз дружным воем отзываются все собаки в округе, или лекаря недотёпу, не понимающего: почему люди в последнее время стали такими малохольными, почему на них уже не действуют такие хорошо апробированные средства, как пиявки и заговоры, доставшиеся ему в наследство ещё от дедов и прадедов А высушенная свиная жёлчь, растолчённая на заре в специальной ступе с трёхдневным кошачьим калом, приложенная к открытой ране, вообще ведёт всегда почему-то к смертельному исходу, пациенты мрут как мухи, в деревне почти уже никого не осталось. Только он, сапожник, староста, скорняк, поэт и уже дышащий на ладан гармонист. Слава богу, что у маленькой деревни маленькие потребности. Как-нибудь управится. Уйдёт гармонист, найдут замену. В крайнем случае не станут больше играть на гармони, не велика потеря, собакам даже в радость, меньше будет скулёжа. А в деревне достаточно и барабана... Впрочем, он тоже, кажется, давно лопнул. Придётся стучать по камушку. Если конечно останется кому.... А в целом беспокоиться не о чём...


По сценарию

Здравствуйте!. Вы что тут делаете? Собираетесь прыгнуть? Зачем? Ведь здесь же высоко. Нет, я не могу вам этого позволить... Что значит каскадёр? Каски дерёте? Я ваш новый ангел-хранитель. И не допущу больше никакого риска. После того, как вы себе чуть шею не свернули, вашего прежнего ангела, представьте, отстранили от дел. А ведь ему всего месяц оставался, чтобы стать архангелом. Как вы могли не послушаться его? Ведь он же вас просил. Неужели трудно было пересмотреть сюжет?. Дайте сюда сценарий. Что здесь написано? «Спасаясь от преследователей, прыгает с пятого этажа»... Какая ерунда. Перечеркнём «пятый», напишем «первый». Что изменилось? Почти ничего. Зато прыгать уже совсем не обязательно. Достаточно просто выйти за дверь. И то, если на улице сухо. Ибо, если дождь или, не дай бог, снег, можно простудиться. И преследователей тоже уберём. Зачем преследовать человека, если он ничего плохого не сделал?... Или вы уже сделали?...А ну, посмотрим по сценарию...Не может быть! Ну как вы могли? А обо мне вы подумали? Ведь это же прямой вызов мне. Как я вас охраню, если за вами преследование?. Я же не волшебник. Никаких преследователей! Только благодарные поклонники, желающие выразить вам своё признание. Что вы им сделали?... Убили предводителя? Ну, я уже не знаю. Вы что, зверь? Как можно убивать человека? Ему же больно! Запомните, не убили, а спасли от страшной болезни. И теперь, как скромный человек, избегаете благодарностей. Потому буквально за минуту до того, как придут благодарные поклонники, не прыгаете, а осторожно, подчёркиваю, крайне осторожно выходите за дверь. Впрочем, тут тоже надо посмотреть, постелены ли в коридоре ковры. Ибо без них на голый паркет я вас выпустить просто не могу. Велик риск поскользнуться и упасть. А это уже прокол в моей работе. Потому вы никуда не уйдёте. Останетесь здесь и будете смотреть телевизор. А ваши прес...то есть поклонники ошибутся дверью и окажутся в соседнем номере. А там молодые занимаются сексом. И у него задница голая сверкает. Представляете, как будет весело?...А вы хотели прыгнуть. Никогда не отказывайте себе в удовольствии изменить ситуацию