Виктор Урин. Лидка.

Виктор Урин

Нью-Йорк
(1924-2004)



ЛИДКА

Оборвалась нитка – не связать края.
До свиданья, Лидка, девочка моя!
Где-то и когда-то посреди зимы
Горячо и свято обещали мы:

Мол, любовь до гроба будет все равно,
Потому что оба мы с тобой одно.
Помнишь Техноложку*, школьный перерыв,
Зимнюю дорожку и крутой обрыв?

Голубые комья, сумрачный квартал,
Где тебя тайком я в губы целовал?
Там у снежной речки я обнял сильней
Худенькие плечики девочки своей.

Было, Лидка, было, а теперь – нема…
Все позаносила новая зима.
Ах, какое дело! Юность пролетела,
Лидка, ты на фронте, там, где ты хотела…

Дни идут окопные, перестрелка, стычки…
Ходят расторопные девушки-медички.
Тащат, перевязывают, поят нас водой.
Что-то им рассказывает парень фронтовой.

Всюду страх и смелость, дым, штыки и каски.
Ах, как захотелось хоть немножко ласки,
Чтоб к груди прильнули, чтоб обняться тут…
Пули – это пули, где-нибудь найдут.

Что ж тут церемониться! Сердце на бегу
Гонится и гонится – больше не могу.
…Ты стоишь, надевшая свой
халат больничный,
Очень ослабевшая с ношей непривычной.
Ты ли это, ты ли с дочкой на руках?
Почему застыли искорки в глазах?
Почему останутся щеки без огня?
Почему на танцы не зовешь меня?
Почему не ждала? Почему другой?
Неужели стала для меня чужой?

Я стою растерянно, не могу понять,
Лидия Сергеевна, девочкина мать.
Я стою, не знаю, как найти слова…
- Я ж не обвиняю, ты во всем права.

Может быть, сначала все начнем с тобой?..
Лида отвечала: — Глупый ты какой…
То, что было в школе, вряд ли нам вернуть,
А сейчас — тем более, так что позабудь.

Вспоминать не надо зимнюю дорожку,
Как с тобою рядом шли мы в Техноложку*
И у снежной речки ты прижал сильней
Худенькие плечики девочки своей…

Было, Лидка, было, а теперь – нема…
Все позаносила новая зима.
Оборвалась нитка, не связать края…
До свиданья, Лидка, девочка моя.

* — Технлогический институт (харьковский жаргон)

19.Х.1943Виктор Урин. "Мед".
Ботинки выпачканы грязью,
мы шли как будто бы во сне,
как будто все это в рассказе,
а не в действительной войне.
Седьмые сутки пот с лица,
и нет огней, и нет конца.

В селе сожженном был привал...
Как долго взвод не отдыхал!
В полуразрушенный подвал
вошли — и сразу наповал.
Красноармейский сон короткий,
он как дыхание в бою,
как от пилотки до пилотки,
когда бойцы стоят в строю.

А утром грели кипяток
(гори же, мой костер, гори...).
Худеет вещевой мешок,
и на исходе сухари.
Но вдруг усталый помкомвзвод,
шатая бочку взад-вперед,
как гукнет нас, как позовет:
— Ребята, мед! Ей-богу,— мед!

К нему со всех сторон бегом,—
помятой каской, котелком
мы черпали наперебой
тягучий, свежий, золотой.
Глотаем за глотком глоток,—
сухой кадык, как поплавок...
Отведали ребята мед,
хороший мед, толковый мед!
И с этих пор закон у нас
на добрый и недобрый час,
что, если мед солдата спас,
солдат должон иметь запас!

Под буйный перебах зениток
гвардейский подавай напиток,
живительной прохлады слиток,
чтобы хватало, чтоб избыток
бутылкам бултыхался в бок,
сбиваясь в бархатный клубок,
чтоб пить по поводу и без,
чтоб на дороге фронтовой
во фляге чувствовали все
тягучий, свежий, золотой,—
хороший мед, толковый мед!
Кто не был там, тот не поймет,
как в руки те из этих рук
бутыль вальсирует вокруг
и пьет товарищ политрук,
суровый, откровенный друг!..

Бывает, вспомнится порой
и лес с растрепанной листвой,
и ствол с оторванной корой,
а в нем дупло и дым сырой,
и как кружится вперебой
над ним пчелиный рыжий рой,
сердитый рой, картавый рой
над ним кружится вперебой.

И я не знаю: может быть,
в лесах, где мед дышал в дупле,
учились родину любить,
учились присягать земле
те, кто сегодня бережет
в промятых флягах русский мед.

Был бой — и нет.
Но будет снова.
Между боями — до и от...—
поэт окопный просит слово,
и, опершись на пулемет,
мы слушали и пили мед!

В поход с собою мед бери,
хороший мед, толковый мед.
Кто не был там, тот не поймет,
что пробки вылетают пулей
одновременно, словно улей,—
так пейте же, богатыри!

О нас в народе сложат саги,
как мы из пехотинской фляги
в дни горя, дружбы и отваги
хлебнули беспощадной влаги,
медовой влаги, буйной влаги!