Мила Горина
Ашдод (Израиль)
Повод для знакомства
Моё окно находилось как раз напротив её окна, − их разделяла неширокая улица. Радовался, когда по вечерам её окна были освещены, так как чувствовал себя не таким одиноким.
Иногда мы просто наблюдали друг за другом со своих балконов. Я мог бы с ней познакомиться, но не было повода. Однажды повод представился, но я им тогда не воспользовался. Высунув голову в окно, она натянула нить с бусами на подбородок. Нить порвалась, и бусы рассыпались по тротуару. Она выбежала и стала собирать их, крутясь, как юла. Можно было выйти и помочь ей, но меня непредвиденно разобрал смех.
Потом у неё появился друг: они подолгу сидели на балконе, разговаривали и пили кофе. Порой у меня возникало искажённое чувство ревности, будто делю её, мне не принадлежавшую, с другим.
Стараясь не думать о визави, я пришёл к выводу, что совсем ничего не знаю о ней, а она и её друг для меня словно случайные попутчики, едущие в соседнем купе, с которыми изредка сталкиваешься в тамбуре вагона. Спустя какое-то время молодой человек исчез, что было неудивительно. Такое часто случается в наши дни − романы, встречи сплошь и рядом непродолжительны.
Как-то, проходя мимо какого-то кафе, я увидел её, пытливо смотревшую вовнутрь. Догадался, в чём дело, лишь заметив выходящих из кафе её друга с какой-то девицей. Мне захотелось подойти к ней, сказать, что она обманулась в нём, и вообще, что ни случается - всегда к лучшему. Но вспомнил, что мы не знакомы, хотя был уверен, что она хорошо знает меня в лицо. И вместо этого поспешно свернул в ближайший переулок.
Прошло несколько месяцев. В один из вечеров раздался звонок в дверь. На пороге стояла она. Смущённая и охваченная волнением, рассказала, что ключи остались в квартире, а дверь захлопнулась.
− Я никого не знаю, кроме вас (!), поэтому решила обратиться за помощью. Только утром смогу найти специалиста, который откроет дверь. В первые минуты даже не сообразил, что она хочет от меня, но, когда отчётливо осознал, почему-то растерялся.
Незнакомка вымаливала у меня пристанище! Я пригласил её войти. Моя неожиданная гостья сняла только плащ и, одетая, легла в гостиной на диван. Минут через пять она заснула.
Проснулась рано и, отказавшись от завтрака, собралась уходить. Тогда я, наконец, попытался узнать имя этой эксцентричной барышни.
− Моё имя?! − изумилась барышня. − Ах, это всегда дело случая! Ведь меня могли звать, как угодно. Впрочем, у меня может быть много имён, всё зависит от обстоятельств. Если мой любимый безумно красив, то чувствую себя Эсмеральдой. Если он ревнив - Дездемоной. Когда герой моего романа безрассудно решит покинуть меня и, зная, что не смогу после этого жить, то я - Сафо!
Мне показалось, что эта причудливая девушка надо мной издевается. К чему этот перечень литературных героинь? Как ни странно, но после её визита мы сблизились: находясь на балконе, махали друг другу рукой. Теперь я чаще думал о ней, решив, наконец, познакомиться. Подолгу стоял в её подъезде, не отважившись позвонить в дверь.
В один из таких вечеров (на улице шёл сильный дождь) я скучал на своем новом местонахождении. Неожиданно наверху раздался крик: "Помогите! Он умирает!" Это был её голос! Я поспешил ей навстречу.
− Это вы?! Как хорошо, что вы тут оказались! − воскликнула она. Плача и сбиваясь, поведала мне, что её новый знакомый выпил с вином яд, так как она отклонила его домогательства.
В кресле развалился раскормленный верзила. Глаза его были закрыты, но по румяным щекам было понятно, что он не собирается отправляться в мир иной.
− Надо вызвать у него рвоту. Принесите фартук, и мы вместе дотащим его до раковины.
Когда она вышла, парень, открыв глаза, стал умолять меня не проводить ему подобного лечения. Уверял, что выпил с вином порошок от головной боли. Потом встал и направился к выходу, изумив хозяйку квартиры.
− Ну, какое сейчас вы выберете себе имя? − насмешливо спросил я. Но она была всё ещё напугана. Чтобы успокоить её, предложил выпить вина. Затем мы медленно танцевали под тихую музыку. Чувствовалось, что я ей нравлюсь. Когда уходил, она спросила:
− Хотите, назову своё имя?»
− Не надо! − ответил я. − Так даже интереснее!
Спустя какое-то время ко мне приехали мама с сестрой. Моя сестра − чудесное юное создание, весёлая и непосредственная.
Как-то мы с ней сидели на балконе, она обнимала меня и дурачилась. В это время позвонили в дверь.
На пороге стояла моя знакомая незнакомка, растерянная и озадаченная. Поняв в чём дело, я пригласил её в гостиную и сказал: «Дорогие мама и сестра! Хочу представить вам мою... невесту! Её зовут...»
− Ливия! − радостно отозвалась она.
− Но, Тит, почему ты нам не сказал, что у тебя есть невеста? − воскликнула мама.
Неожиданно Ливия обняла меня, и мы поцеловались.
− Какое совпадение! − воскликнула она. − Тит Ливий, древнеримский философ, писал о любви! ... Через несколько месяцев, уставшие от всех церемоний, мы отправились в свадебное путешествие.
Ревнивая Светка
Со Светкой я познакомился, учась ещё в институте. Она работала лаборанткой на кафедре и часто выручала меня во время экзаменов. Я никогда не любил её, но всё же, на пятом курсе женился на ней, возможно, из благодарности за меченые билеты.
К своему, вернее, к Светкиному несчастью, я нравился женщинам, и Светка это знала (помню, как она бледнела, когда я особенно оживлённо болтал с какой-нибудь студенткой). Светка меня безумно любила и потому очень ревновала. «Мой! Мой!» − горячо шептала она, прижимаясь ко мне.
Вообще в её ревности было что-то мистическое. Она ни разу не упрекнула меня, не бросила мне: «Как ты мог?», − не говоря уже о сценах ревности. Она просто молча страдала. Глаза её утрачивали блеск, лицо приобретало серый оттенок. Она почти не разговаривала, только курила сигарету за сигаретой. В то же время это была какая-то первобытная ревность, когда пещерная женщина должна только устранить соперницу, а мужчину нельзя трогать − он огромная ценность, добытчик и продолжатель рода...
Она ревновала меня к любой девушке в кинотеатре или в автобусе, на которой я невольно задерживал взгляд, к телефонистке, у которой был просто приятный голос. Конечно, я был не безгрешен. После института у меня было два не очень продолжительных романа, которые Светка раскрыла с оперативностью инспектора из Скотланд-Ярда.
Я вовсе не был увлечён Наташей − врачом-кардиологом. Просто мне было свойственно время от времени подпитывать себя новыми впечатлениями. Светка откуда-то узнала о Наташе и, ничем не болевшая, добилась направления к ней на консультацию. Она принялась жаловаться на недомогание, вызванное семейными неурядицами, неверностью мужа. Когда Наташа приложила фонендоскоп к тому месту, где билось беспокойное Светкино сердце, Светка потеряла сознание (скорее всего, разыграла обморок).
После Светкиного посещения Наташа стала избегать меня, не подходила к телефону. Потом всё рассказала и попросила не искать с ней больше встреч.
На Светку жалко было смотреть. Зелёная и несчастная, она подолгу сидела на кухне, крошила на мелкие кусочки яичную скорлупу, пытаясь, таким образом, хоть немного снять стресс.
Светка ни словом не обмолвилась о Наташе, а когда поняла, что я порвал с ней, устроила себе праздник: зажгла свечи, распустила волосы, как при гадании. Только, я уверен, она не пыталась узнать будущее, она прощалась с прошлым, с тем отрезком времени, в котором делила меня с разлучницей-Наташей.
... Лида оказалась последней каплей, переполнившей Светкино терпение. Лида − актриса, жена главного режиссёра, привыкшая, что у неё, кроме мужа, должен быть ещё кто-то. Иначе она просто не чувствовала себя женщиной! А ей необходимо было ощущать себя женщиной − на сцене и в жизни! Короче говоря, Светкина суперинтуиция на этот раз её подвела: о Лиде она узнала не сразу. Зато, узнав, сразу нашла, что предпринять. Она пошла в театр и, поднявшись после спектакля на сцену с цветами, отхлестала Лиду букетом на глазах у застывшего зала.
После случившегося мы решили переехать в другой город.
На новом месте мы подружились с такой же бездетной парой: Ирой и Валерой. Вскоре я стал понимать, что мне нравится Ира, мягкая и красивая. Я чувствовал, что я ей тоже симпатичен. Но я боялся Светки. Боялся не за себя,− за Иру.
Тогда у меня с Валерой произошёл мужской разговор. К моему удивлению (и радости!), он признался мне, что ему приглянулась Светка. И тогда мы решили обменяться жёнами.
Я не верил себе: Светка согласилась на развод. Хотя думаю, что она не разлюбила меня, просто устала ревновать. Итак, Ира стала моей женой, а Валера женился на Светке.
... Прошло три года. Я по-прежнему боготворю Иру и больше не замечаю других женщин. У нас родился сын. Со Светкой и Валерой мы не видимся.
Однажды возле универмага я случайно встретился со Светкой. Она поправилась и похорошела. Избавившись от меня, Светка обрела покой. Она расспрашивала меня о моей жизни, словно просто была давней знакомой. Я признался, что счастлив. О себе она не сказала ни слова. Потом, попрощавшись, она направилась к универмагу. Элегантный мужчина, с которым Светка столкнулась в дверях, с интересом посмотрел на неё и что-то сказал. Он, несомненно, относился к категории мужчин, знающих себе цену, которые при желании всегда могут завязать знакомство с привлекательной женщиной. Кажется, Светка ему улыбнулась! Что-то словно обожгло меня. В эту минуту я испытал новое, до сих пор неизвестное мне чувство. Я ревновал Светку!
Ссора в карточной колоде
В одной карточной колоде произошла ссора. Ну, не то, что там две или три карты рассорились. Вся колода! Особенно язвили друг другу Дамы! Дама Червей с Дамой Бубновой чуть ли не подрались. Бубновая твердила, что она моложе, раз означает при гадании девушку. Червонная доказывала, что девушка без влюблённого в неё юношу просто увянет, а она, Дама Червей, − это влюблённый юноша. Даже завистница Трефовая Дама не осталась в стороне, утверждая, что из всех Дам именно она самая важная.
Короли объединились против Тузов! «Подумаешь, Тузы!− твердили Короли.− Они ничего собой не представляют, только важничают! Напыщенные, тупые задаваки!»
Больше всего досталось Валетам! «Какие-то неотёсанные юноши, а уже задают тон! − шумели девятки и шестёрки! − Им вообще не место в колоде!» Даже Туз Трефовый требовал Валетов посадить в казённый дом, то есть в тюрьму.
Очень уж важничала Шестёрка Червей, означающая счастливую встречу. «Без меня никакое гадание не удалось бы!» − кричала она, стукнув другую Шестёрку − Трефовую, означающую позднюю дальнюю дорогу. «А разве счастливая встреча не может случиться на дальней дороге?!− возмущалась та». Бубновая Шестёрка − ранняя
дорога − тоже вступила в спор, но её никто не слушал. И только Шестёрка Пиковая − разлука − тихонько отошла в сторону, боясь кулаков других шестёрок.
Так бы эта ссора длилась до бесконечности, если бы их Хозяйка не взяла колоду и не принялась гадать пришедшей женщине. Но что такое?! Поссорившиеся карты не хотели ложиться одна возле другой, вскакивали и прыгали по столу. Опешившая Хозяйка прекратила гадание и, извинившись, отпустила пришедшую погадать женщину.
Хозяйка не знала, что делать, когда на следующий день повторилось то же самое! Она собрала все карты в коробку и положила её на скамейку возле дома! «Пусть проветрятся и образумятся!» − решила она. Но карты на скамейке оставались недолго. Несколько Пьяниц, проходивших мимо, очень скоро их обнаружили! Пьяницы уселись за стол во дворе и принялись играть в «подкидного дурака». Они с такой силой бросали привыкшие к нежному обращению, к тихому голосу Хозяйки, к трепетным, с надеждой голосам посетительниц бедные карты, что те теперь подскакивали на столе, ударяясь одна о другую! Все обиды и недовольства, царившие в колоде, тут же прошли. Бедные карты только сочувствовали друг другу! Через неделю они стали мятые, грязные, потёртые! «На кого я стала похожа?!» ─ сокрушалась Дама Червей. «Да и я не лучше!» ─ вторила ей Бубновая Дама.
Игроки Дам почему-то называли «тёлками», Валетов – «парнишами», Шестёрок ─ «Шестёрами», Королей ─ «царями», которых бросали с таким остервенением, будто на себе ощутили царское самодержавие.
Карты, когда попадали в свою коробку, сокрушались и плакали из-за своей участи. Они уже забыли о ссоре. Шестёрки дали друг другу слово никогда не расставаться. Тузы и Короли стали обращаться к Валетам как к благородным юношам. Дамы перецеловались и извинились, но это уже было ни к чему. Их жизнь стала настолько тяжёлой и безотрадной, что им оставалось лишь плакать и страдать. Главное, никто из них не мог вспомнить, из-за чего возникла та судьбоносная ссора!