Евгения Юникова
О Л Ю Ш К А
Здравствуй, дружок! Когда-то очень давно я тоже была маленькой, как ты. Да-да! Ты не ослышался. Я и правда сначала была маленькой девочкой, а потом зачем-то выросла. Так вот. Я была маленькой и непослушной, наверное, как и ты. Все мои шалости мне, конечно, прощались. У моей бабушки Таи было три внука, а внучка только одна – я. А у бабушки Даши и дедушки Тимы внуков, кроме меня, не было. Поэтому меня все любили и всё мне прощали. Мама с папой меня носили на руках и целовали в то место, по которому другим часто влетало ремнём, да и мне иногда бы не помешало.
Я была самым счастливым ребёнком на земле!
Но, как говорится, беда пришла откуда не ждали. В один прекрасный день родители сообщили, что насобирали достаточно денег, чтобы купить мне (наконец-то!) братика или сестричку.
– Кого ты больше хотела бы? – спросила мама.
– Конечно братика! – не задумываясь, ответила я.
– А как мы его назовём? Может Стасик? – предложил папа.
– Нет. Только не Стасик. Все ребята будут смеяться: Стасики по голове побежали.
– Тогда, может Серёжка? – вмешалась мама.
– Ещё чего! Серёжки в ушах носят!
– А как тебе имя Лёша?
– Лёша? Лёшка… Алёшка. Точно! Назовём братика Алёшкой!
Как же долго мы с папой ждали, пока мама купит нам Алёшку! Однажды маму положили в больницу, потому что она находилась напротив магазина, в котором продавали братиков и сестричек. Мы приходили к ней каждый день. Только мама на улицу не выходила, чтобы не пропустить, когда завезут новых детей в магазин, и общалась с нами из окна. Чтобы ей было меня хорошо слышно, я всегда громко кричала на весь больничный двор:
– Мама! Ты купила, что хотела?
– Ещё нет.
– Тогда пойдём вместе купим!
Но мама не соглашалась. И мы грустные шли домой. Как-то раз папа поехал к маме один и вернулся очень печальным.
– Опять не купила? – спросила я.
– Купила, – вздохнул папа.
– Тогда почему ты такой не весёлый?
– Братики подорожали. Нам хватило денег только на сестричку.
Я тоже хотела расстроиться, но потом передумала. С сестричкой ведь можно вместе играть в дочки-матери, носить одинаковые платья и причёски, а главное, хором петь песни!
Я с волнением ждала, когда же мама с сестричкой приедут домой. «А вдруг ей у нас не понравится? – думала я. – Надо везде прибраться и подарить ей игрушку. Она ведь девочка. А девочка – это ребёнок. Конечно, ей надо подарить игрушку! Матроскина я ни за что не отдам. Лену? Нет, она слишком красивая. Может, Катю? А вдруг она понравится сестричке, и она мне её обратно не отдаст. Подарю Мишку. Жалко… Ну ничего! Мишку можно ещё одного купить».
Наступил долгожданный момент встречи. В дом зашла мама с одеялом в руках.
– А где сестричка?
– Тише, тише! – зашептала мама. – Вот она... – и опустила вниз одеяло – в нём был завёрнут очень маленький человечек. Живая кукла. Она поморщилась и закряхтела.
– А как же я с ней играть буду? – недоумевала я.
– Подожди немного, она скоро подрастёт.
Я честно немного подождала и спросила маму:
– Ну что, она уже выросла?
– Ещё не выросла.
– А когда она вырастет?
– Когда время придёт!
Я, подождала ещё несколько минут.
– А теперь время пришло? Она уже выросла?
– Нет.
– Ой, а как же мы назовём сестричку? – вдруг вспомнила я.
– Раз братика Алёшку мы купить не смогли... – ответил папа и хитро посмотрел на маму. – Пусть сестричка будет Олюшка.
– Здорово ты придумал! – воскликнула я. – Мне нравится!
Маме это имя не очень понравилось, но нас с папой было больше. Мы проголосовали за Олюшку.
Когда сестричка уснула, родители пошли на кухню, а я осталась любоваться новым человеком. Вообще-то, она была очень хорошенькой. Маленький носик, полуоткрытый розовый ротик, малюсенькие пальчики и ушки. Олюшка во сне пошевелилась и открыла глазки.
– Наконец-то проснулась! А вот тебе мой подарок!
Я сунула ей Мишку почти в лицо. Она испугалась и заплакала. Я была в отчаянье. Как вести себя с ревущими детьми, я ещё не знала, к тому же, меня очень обидело, что Олюшке не понравился подарок, который я с таким трудом выбирала для неё. На сестричкин крик прибежала мама. Я была поражена её действиями. Оказывается, чтобы ребёнок перестал плакать, его надо взять на руки и покачать из стороны в сторону, а потом положить в рот соску. Позже я тоже добивалась тишины таким способом. Вскоре я к Олюшке привыкла и даже полюбила. Она очень быстро росла. Я помогала маме стирать пелёнки, тереть яблочко и насыпать нужное количество ложек смеси в бутылочку. Но больше всего мне нравилось катать её на коляске и греметь погремушками, отчего Олюшка тоже приходила в восторг. Не нравилось во всём этом только одно. Мне стало казаться, что родители любят Олюшку больше, чем меня. С тех пор, как она у нас появилась, ей можно было всё, даже будить всех по ночам, а я всё чаще стала слышать ужасное слово «нельзя».
Когда я однажды попросилась погулять с подружками на улице, мама мне разрешила, но только после того, как сестричка уснёт. А я очень хотела погулять! Я придумала гениальную, на мой взгляд, штуку. Я выкатила Олюшку в коляске из тенька. Когда тебе в глаза светит солнце, ты ведь их закрываешь? Вот и Олюшка почти сразу закрыла, а с закрытыми глазами долго лежать не получается, и она уснула. Условие было выполнено, и я с чистой совестью пошла гулять. Когда я вернулась, мама сердито смотрела на меня.
– Что не так? Олюшка уснула, я ушла.
– Да, уснула, – сказала мама. – А теперь посмотри на неё!
Щёки моей сестрички обгорели на солнце и были цвета спелого помидора. Мне стало очень стыдно, и я созналась в своей хитрости. Кстати, когда Олюшка подросла, на её щеках появились веснушки, потому что солнышку она ещё тогда понравилась.
Олюшка росла не по дням, а по часам, как в сказке. Очень скоро она научилась ходить и говорить, обзавелась десятком зубов и кудрявыми волосами. Теперь она была достаточно милой маленькой девочкой, но это только снаружи. Олюшка стала требовательной и капризной. Она терпеть не могла одежду и бантики. Перед приездом гостей мама всегда нас красиво наряжала и заплетала причёски с огромными яркими бантами. Проходило пять минут, и соседи приносили маме неожиданно появившуюся в их дворе сестричкину одежду. Олюшка слушала мамины возмущения с виновато опущенными хорошенькими глазками, сжимая в руке бантик, с вырванным пучком волос. А больше всего доставалось мне за то, что не смотрю за младшей сестрой. Я не могла понять, почему шкодит Оля, а достаётся мне. С тех пор, как она научилась ходить, её нельзя было ни на минуту оставлять одну. Мы всюду ходили вместе и меня это очень злило. Однажды, заигравшись с подружками, я услышала плач сестрички. Не успела я к ней подбежать, как она вскочила на ножки и бросилась к маме. Показала ей сжатый кулачок и попросила сделать «а-на-на» её обидчику. Оказалось, Олюшку укусила за руку оса, а она сжала её в кулачок и принесла домой, чтобы мама как следует её отругала. Оса боролась за свою жизнь как могла, поэтому вся ладошка оказалась искусанной. За это, конечно, влетело мне. На следующий день сестричка опять ненадолго пропала из виду, а когда вернулась, всё её лицо и руки были запачканы раздавленными красными личинками колорадского жука.
– Не кусная биля малиня!.. – сморщившись, прокартавила Олюшка.
И вновь я оказалась виноватой. Так было всегда и во всём. Чем чаще мне попадало за сестричкины проделки, тем хуже я к ней относилась, а иногда даже шлёпала по месту, которое предназначено для того, чтобы сидеть. Мама, конечно, сразу об этом узнавала, и мне попадало ещё раз. В такие моменты Олюшка всегда подходила ко мне, обнимала, и мы вместе плакали в углу – несмотря ни на что, она всё равно меня очень любила. Мои обиды тотчас растворялись в воздухе и я неподдельно радовалась, что мама купила мне именно сестричку. Алёшка, скорее всего, не был бы таким понимающим и добрым.
Время шло. Мы росли. Я была для Олюшки иногда мамой, иногда подружкой, а иногда соперником и врагом. Однажды мы остались дома одни – мама с папой уехали на рынок. Я проснулась первой, открыла холодильник и увидела там маленький кусочек халвы. Я поднесла его ко рту, но не успела откусить.
– Как тебе не стыдно! – услышала я голос младшей сестры. – Приедут мама с папой, будут усталыми, голодными, захотят халвы, а её нет. Представляешь, как расстроятся?
Мне действительно стало стыдно. Я положила этот несчастный кусочек обратно в холодильник и вышла из кухни. Через несколько секунд вернулась и замерла от удивления: Олюшка с превеликим удовольствием доедала ту самую халву.
– Всё равно они бы не наелись таким маленьким кусочком! – спокойно ответила она на мой немой вопрос.
У меня был шок, а родителей её шалости только веселили. Вопрос, кого же из нас больше любят, с каждым днём становился для меня всё острее и острее Мы заспорили об этом с сестрёнкой и пошли за советом к бабушке Даше.
– Отрежьте себе по одному пальчику, больно будет? – ответила она, неожиданно для нас.
– Конечно больно! – вскричали мы в один голос.
– А потом отрежьте другой. Какой больнее?
– Оба больно, – ответили мы.
– Вот и мы вас любим одинаково. Вы ведь обе наши кровиночки. И ссориться из-за этого не надо, – мягко сказала бабушка. – Пройдёт время. Мамы и папы не станет, только вы друг у друга останетесь. И никого во всем мире не будет вам роднее и нужнее.
Тогда мы подумали: «Бабушка слишком старенькая, чтобы понимать нас – детей». Но прошли годы и мы поняли, что ошибались. Сейчас мы совсем взрослые тёти, у нас есть свои детки. Но в целом мире не найти мне роднее человека, чем моя любимая сестричка Олюшка.
Ноябрь, 2015 г.
ПАПА
Папа… Какое красивое слово!
Намного дороже, чем просто отец.
«Папа…» – чуть слышно вздыхаю я снова
И только во сне замолчу, наконец.
Папа не просто помог нам родиться,
Он маму и нас больше жизни любил.
Папа теперь мог бы нами гордиться,
Но он не успел, не застал, не дожил…
БАБУШКА
Моей бабушке – Сидоровой Дарье Павловне
Я бабушку Дашеньку очень люблю!
Она мне дороже подружек.
Я слышу, что все говорят про войну,
Про бомбы какие-то, ружья…
Однажды спросила её невзначай.
Она к себе нежно прижала,
Сказала: «Ты помни и не забывай!»
И тяжко вздохнув, зарыдала…
Я молча смотрела, как плачет она
И выронить слово боялась.
Не знала я раньше, что значит «война».
Зачем же спросить попыталась?
Но бабушка, слёзы свои утерев,
Себя поборов, улыбнулась.
Во взгляде увидела боль я и гнев…
И Дашенька в детство вернулась.
Как братья призвались на фронт и отец,
Ей вспомнилось вдруг почему-то,
Как в школе учёбе случился конец,
Как раны лечили кому-то,
Как мама в начале войны умерла,
А гроб сколотили из двери…
В усохших руках свой платок теребя,
Про немцев сказала, что «звери».
Я впредь не решалась спросить о войне,
Поэтому мало узнала.
Хватило того, что однажды во сне
Она тихо вскрикнула: «Мама!»
ЛЮБОВЬ
Однажды, где-то в вышине,
При свете звёзд-свечей
Сидели молча, в тишине,
Моя душа с твоей.
Не нужно было им ни слов,
Ни взгляда, ни руки:
Была у них одна Любовь
На дне святой реки.
Господь, на Землю их спустив,
Завет любимым дал –
Друг друга вовремя найти.
И этот миг настал!
Теперь в ответе за Любовь
Мы до скончанья дней.
Не станет нас, но будут вновь
Твоя душа с моей…
СПАСИБО, ЖИЗНЬ!
Спасибо, жизнь, что ты у меня есть,
Что на пути ты строишь мне преграды,
Поставив рядом искренность и лесть,
Ты не даруешь частые награды,
Что всякий раз, над пропастью поймав,
К голубизне бездонной поднимаешь,
Что стороны свои все показав,
За мной дальнейший выбор оставляешь…
СВОИМ УМОМ
Чужую голову на свои плечи не поставишь,
Свою пристроить не пытайся никому.
Всю правду жизни сам со временем узнаешь,
Но твой рецепт тебе поможет одному.
Живут все так, как им подсказывает сердце,
А с ним тягаться, будь уверен, не дано.
И если опыта тебе откроют дверцу,
Подумай-ка: а стоит ли того?
ОСЕННЕЕ
В лазурном небе отражаясь
Багряным отблеском заката,
Светило дня спешит, скрываясь,
В бесшумный праздник листопада.
Ему лишь ведомую тайну
За сотней спрятав облаков,
Боясь её раскрыть случайно,
На звёздный заперло засов.