Сергей Москалев. Дед-раритет или последний из могикан.

Сергей Москалев

(Эдмонтон)






Дед-раритет или "последний из могикан" 


                                                  (O Михаиле Ивановиче Долженко) 


А вы бы рискнули на машине времени отправиться в прошлое? Впрочем, прошлое, даже самое отдалённое, может оказаться совсем рядом, буквально  в одном шаге. Чтобы почувствовать дыхание ушедших эпох, прикоснуться к их тайнам, иногда достаточно посмотреть по сторонам, оглянуться. О возрасте тех или иных вещей, об истории их происхождения, мы задумываемся редко, а ведь "дела давно минувших дней, преданья старины глубокой" скрыты в окружающей нас природе, в зданиях, людях, предметах быта. Например, знаете ли вы, что возраст воды, которую мы пьём из артезианских источников, может достигать десятки, а то и сотни тысяч лет? А что мы знаем об истории обычных, валяющихся под ногами булыжников, по которым возможно ступали лапы динозавров? Прогуливаясь вдоль реки, присмотритесь к её размытым обрывистым берегам. У нас в Альберте, на отмелях, без особого труда можно отыскать
 отполированные временем кусочки окаменевшей древесины - чем не сувенир? Свидетельства былого доходят до нас из глубин тысячелетий оранжевыми россыпями янтаря, чёрными глянцевыми срезами антрацита, белоснежными отложениями известняка. Что касается человеческого общества, то события прошлого напрямую оказывают влияние на будущее, афтершоком сотрясая судьбы последующих поколений.
Я люблю захаживать в антикварные магазины на Old Strathcona, в “Goodwill”, “Value Village” - эти окультуренные блошиные рынки современной Канады. Заглядываю туда, чтобы порыться в книжных развалах, повертеть в руках, прицениться к диковинным вещицам, старым картинам, среди которых (чем чёрт не шутит?) вдруг попадётся настоящее произведение искусства, уникальный раритет. Согласитесь, есть в этом “рытье” своеобразный элемент охоты. Пиетет к антиквариату у меня с детства - следствие коллекционирования старинных монет. Oднажды, лет в девять, я нашёл на огороде увесистый, покрытый зелёной окалиной кругляшок, который после очистки оказался 5-ю копейками Екатерины II. Помню подумалось тогда: - “Kак же эта монета оказалась здесь, кто был её последним хозяином, в чьих руках и в каких краях она побывала?” Так появился у меня интерес к Истории.  
В тот прошлогодний зимний день я вышел на очередную “охоту” не один, а с мамой, которая гостила у нас в Канаде. Магазин “Goodwill” её поразил - ей ещё никогда не приходилось сталкиваться с таким средоточением разнообразного, полезного и бесполезного, но такого доступного, даже по меркам белорусской пенсионерки, барахла. Пробежавшись вдоль рядов, мы задержались возле одной из картин. Обсуждая её достоинства и недостатки, услышали за спиной чей-то голос:
- Картина - мазня, а вот рамка, рамка шикарная. Это я вам, как специалист говорю.
Мы оглянулись. Нам улыбался пожилой мужчина с очень доброжелательным, приветливым лицом. Eго ясные, чуть озорные глаза располагали на общение.
- Вы уж извините, но я услышал русскую речь и не удержался от комментариев.
Познакомились. Михаил Иванович Долженко - бывший житель Донецка, как выяснилось, действительно знает толк в рамках к картинам, особенно по части их ремонта и реставрации. Забегая вперёд, скажу, когда я побывал у Михаила Ивановича дома, то увидел оборудованную в кладовке квартиры мастерскую. Не мастерская, a  мечта ювелира! Показал мне Михаил Иванович и свои изделия по кости, дереву, металлу - филигранная работа! То, что руки у Мастера золотые, сомневаться не приходилось.
Но вернёмся в день нашего знакомства. Михаил Иванович оказался ветераном Отечественной войны, фронтовиком. Здесь, в Канаде, встретить соотечественника, очевидца исторических катаклизмов семидесятилетней давности, cогласитесь, редкая удача. Естественно, мне не терпелось выяснить в каких боях и сражениях Михаил Иванович принимал участие. По правде говоря, моложавый вид ветерана не внушал доверия - а воевал ли он вообще? Каково же было моё удивление, когда я узнал, что нашему новому знакомому уже 88 лет, на войну он ушёл 17 летним пареньком сразу после освобождения Донецка.
- Свой первый настоящий бой помните? - спросил я.
- Как же не помнить? Это целая история! Я с 26-го года рождения, в армию меня призвали в сентябре 43-го и сразу на фронт. Под Большим Токмаком нам предстояло взять высоту 101.9. Эта высота имела важное стратегическое значение, из-за неё тормозилось наступление фронта. Всё пространство c высоты хорошо простреливалось, но с человеческими потерями не считались. Бросили 215 человек штрафбата, после нескольких атак в строю осталось только 15. С
огромным трудом, но всё же удалось зацепиться за краешек, самое подножие высоты. А потом помог случай, точнее, ...моя ошибка в ориентировании. Ночью нам, шестерым солдатам под началом молодого лейтенанта, приказали провести линию связи к передовым укреплениям. Я неплохо знал местность и меня отправили в качестве проводника. Но в темноте я перепутал ориентиры. По противотанковому рву мы вышли не к подножию, а на левый фланг высоты, гораздо выше наших позиций. Оказавшись буквально в нескольких метрах от немецких траншей, мы увидели, как немцы, собравшись возле блиндажа, что-то там делали. На счёт "три" мы бросили свои гранаты. Hас предупреждали, что блиндаж может быть заминирован. Hо какое там! Ведь в блиндаже мы обнаружили хлеб, галеты! Oни и стали нашими главными трофеями. Командование не могло поверить в такую удачу, быстро прислало подкрепление, а нас сразу представили к наградам. За тот ночной бой я получил свою первую медаль “За отвагу”. Меня эта медаль потом от смерти спасла, от капитана контрразведки "СМЕРШ". Дело в том, что через несколько дней перед атакой нам выдали спирт, по 100 грамм. Я тогда в жизни спиртного не пил, но мне сказали: - “Пей! Смелее будешь!” Я и выпил… - Михаил Иванович усмехнулся, - Потом бежал в атаку и орал во всю глотку "За Родину!", "Смерть фашистам!" Кстати, хочу отметить: "За Сталина" никто не кричал, во всяком случае у нас в полку никто. Заняли мы передний край немецкой обороны, дальше не пошли, остановились. И тут меня как развезло! В немецких окопах я обнаружил закрытые плащ-палатками ниши для отдыха, глянул туда: там одеяла на соломе, я и прилёг. Проснулся только утром следующего дня. Выглянул - нет никого! Что делать?! Я служил связистом, из траншеи вылез, пошёл провод телефонный сматывать. Вышел на длинный противотанковый ров. Глянул, а он полон трупов наших солдат, всех в кучу свалили. Сотни тел! Неподалеку машины
стоят. Oдна, вторая, третья - бензовозы… Думаю: - “Зачем они здесь?!” До них было не особенно далеко, стал подсматривать. Вижу какие-то военные, не из нашей части, обливают трупы солдат бензином и поджигают. Зачем?! Можно жe было похоронить по-человечески! Уже позже, размышляя об этом, пришёл к выводу: чтобы население ближних деревень не видело тeх ужасных потерь, ту страшную гору из тел сотен молодых ребят, ведь основная масса убитых - местные новобранцы, мои ровесники. Ну какой может быть солдат в 17 лет, к тому же обессиленный? Я тогда противотанковую гранату мог бросить метра на три, не дальше. Глянул я на этот костёр - слезы ручьём... Вдруг, выстрелы! В меня! Заметили! Я ж, получается, стал свидетелем. Еле ноги унёс! Часа через два-три догнал свою часть. Вижу товарищ несёт мою винтовку, катушку с проводом. Hе успел я обрадоваться, как появился капитан, начальник особого отдела: - “А-а-a, объявился!” Вытаскивает пистолет и на меня наставляет. Хотел застрелить! Хорошо командир роты подоспел, говорит: - “Вы в кого стрелять хотите?!” “А твоё какое дело?” - огрызнулся особист. Он ведь никому не подчинялся, даже нашему командиру полка, у них было особое подчинение. A мой командир ему: - “Я вас хочу предупредить, этот солдат из той шестёрки смельчаков, которых за взятие высоты представили к награде!” Капитан-особист стиснул зубы и ушёл. Я тогда спросил командира роты: - “Hеужели б застрелил?” “ Застрелил бы и похоронить не дал! - ответил он, - Так бы ты и остался на дороге валяться. Без суда и следствия.”
Словно перелистнув в книге памяти очередную страницу, Михаил Иванович продолжил:
- Дошли до Днепра. Перед форсированием, у села Горностаевка, остановились на постой. Отсюда  мы должны были начинать наступление на Киев, был приказ освободить его к 7-му Ноября. И мы освободили! Я - худющий, в руках “винторез”, за плечами 32 кг поклажи, шесть гранат, включая
противотанковую, 150 патронов, сапёрная лопата. Помню, спустился к Днепру, помыл в реке руки и отправился в деревенскую хату, на постой. Хозяйка, увидев меня, в слёзы: - “Ой, божа мий! Божа мий! Тож диты воююць! Диты воююць!!!” Михаил Иванович помрачнел.
- Сколько раз в шаге от смерти находился. C моего призыва, 26-го года рождения, в живых осталось только 2 человека из ста. Как я уцелел? Сестра старшая рассказывала: после того, как меня забрали в армию, мама, неграмотная крестьянка, всякий раз, когда шла на рынок, (а на рынке тогда было очень много инвалидов, калек, кто без ног, кто без рук), то меняла там на мелочь 5 рублей и раздавала: нищим, попрошайкам, калекам. И всегда при этом просила: - "Помолитесь за Михаила, за Михаила помолитесь..."
Слушая воспоминания ветерана, я будто сам стал участником тех грозных событий. Я смотрел на Михаила Ивановича, как на пришельца из далёких эпох - настоящего, живого, который только что "от туда", с передовой, с кажется ещё влажными от Днепровской воды руками.
------------------------------------------------------------------------------
В канун Дня Победы я вновь встретился с Михаилом Ивановичем, пришёл с друзьями поздравить его с наступающим праздником. Михаил Иванович провёл нас в большой уютный зал. Расположились, осмотрелись. Чисто, аккуратно, светло. На стене картина Шишкина “Утро в сосновом лесу” - медведи на поляне. Так ведь и хозяин Михаил! Из своего опыта знал: хочешь разговорить ветерана, спроси его о последних днях войны. Об этом периоде всегда говорят охотней.
- Михаил Иванович, вы наверное уже сотни раз отвечали на эти вопросы, и всё же, расскажите нам, где пришлось воевать, как встретили последний день войны?
- Я уже приготовил для вас материалы, - подхватился ветеран и подвинул к нам лежавшую на столе коробку полную книг,документов и фотографий.
- Войну я закончил 2 мая в Берлине, так что Победу отпраздновал в самом логове, - Михаил Иванович открыл несколько книг, все о войне, с дарственными надписями авторов. Я взял одну из книг и прочёл:
“Михаилу Ивановичу Долженко на добрую память от автора.
В.М. Шатилов. 29.04.1985.”
Фамилия Шатилов мне не о чём не говорила.
- Генерал-полковник Шатилов в конце войны был командиром 150-й стрелковой ордена Кутузова 2-й степени Идрицкой дивизии. Я служил в этой дивизии, в 674 полку. Воины нашего и соседнего 756-го полкa штурмовали Рейхстаг, - пояснил Михаил Иванович, - Это, чтобы вы имели представление с кем имеете дело, - ветеран достал из коробки и развернул небольшой свёрток, который оказался красным полотнищем, копией легендарного Знамени Победы.  
Я включил видеокамеру. Ровно 70 лет после падения Берлина, почти день в день, я разговаривал с участником исторических событий, это ли не удача?! А главное, перед нами сидел не дряхлый, сгорбленный, с выцветшими глазами старичок, a высокий, с прямой спиной пожилой мужчина, в ясном уме и трезвой памяти. Настоящий раритет!
- Михаил Иванович, расскажите о штурме Рейхстага.
-  Рейхстаг приказали взять к Первому Мая, я отвечал за связь со штабом полка, который находился в "доме Гиммлера", там располагался наш передовой плацдарм. Во время штурма в подвале Рейхстага обнаружили госпиталь, а в нём двух генералов, они сдались в плен, не оказывая сопротивления. Один из генералов являлся начальником Красного Креста Германии, второй, начальником госпиталей Берлина. Помню, доставил я в Рейхстаг боевое распоряжение, командир батальона майор Логвиненко прочитал его и давай матом крыть: - “Вот пусть сами приходят и забирают!” - потом посмотрел на меня и говорит: – “Приказывают, чтобы ты
доставил этих генералов в штаб дивизии.” Искали Гитлера, наверняка генералы обладали ценной информацией о его местонахождении. Cтою я перед Логвиненко и думаю: - “Вот те на! Уже конец войны, а тут такое задание: днём пробежать по открытой площади 360 метров от Рейхстага до реки Шпрее, перейти её по разрушенному мосту, да ещё с двумя немецкими генералами найти штаб дивизии!” Там такой ад творился, снайпера работали из каждого окна. Сколько раненых и убитых лежало на площади перед Рейхстагом! “Ладно, - говорит комбат, - xватит судьбу испытывать, дождись темноты, а пока иди к разведчикам Сорокина, отдыхай.” - Я и не знал тогда, что за одного генерала давали Героя Советского Союза, а за двух и подавно. Михаил Иванович рассмеялся: - “И хорошо, что не знал! Опередил меня Иван Лысенко, замкомвзвода разведчиков. Он вызвался доставить генералов в штаб и полчил Героя Советского Союза...”
- A со Знаменем Победы целая канитель вышла. Много обиженных осталось. Тем, кто первым ворвался в Рейхстаг и водрузил красное знамя Героев не дали. Не знаю почему. А первыми были те самые разведчики из нашего полка - взвод лейтенанта Сорокина. Eщё днём 30-го апреля они привязали самодельное красное знамя к скульптуре на крыше Рейхстага. Привязывал маленький, юркий Гриша Булатов. Его на руках разведчики подняли повыше к памятнику. Гриша во взводе был самым молодым и лёгким. Когда утром 2 мая Берлин капитулировал, появились корреспонденты. Они попросили разведчиков Сорокина ещё раз повторить исторический бросок к Рейхстагу, для кинохроники. О Егорове и Кантария тогда никто не знал. Но позже пришёл приказ из ГлавПУРа (Главное Политическое Управление) всё переиграть. A знаменосцев, русского и грузина, по всей вероятности, - это уже Сталин придумал. Звание Героев Советского Союза Егорову и Кантарии присвоили только через год, 8 мая 1946
года, и это не смотря на то, что за Знамя Победы они уже были награждены орденами. Награждение проходило на знаменитом немецком полигоне Альтенграбов. Мы стояли в самом его начале, Егоров пришёл пьяный, при награждении Золотую Звезду уронил, согнулся, стал искать, только съёмки корреспондентам сорвал. Так что знаменосцами выбрали тех, кого утвердил ГлавПУР, а Знаменем Победы стало специальное знамя, приготовленное Военсоветом. Но надо отдать должное, позже ни Егоров, ни Кантария никогда не претендовали на роль первых…
Признаться, после нашей встречи я всё же решил выяснить, есть ли в Интернете информация о водружении Знамени Победы, которая бы соответствовала рассказу Михаила Ивановича. Оказывается да, такая трактовка имеет место. Из недавно опубликованных донесений командного состава, воспоминаний непосредственных участников событий, стало известно, что одними из первых в Рейхстаг пробились действительно разведчики взвода лейтенанта Сорокина, среди которых был 19 летний Григорий Булатов. Именно он привязал знамя к конной статуи Вильгельма. Но не официальное знамя Военсовета, а знамя, сшитое наспех в “Доме Гиммлера”. Сшито оно было из двух кусков красной ткани, как говорят, содранной с эсэсовской перины. Жизнь Григория Булатова закончилась трагически. Власти неоднократно пытались заставить его молчать, не мутить воду. Булатов надеялся, что добьётся справедливости, писал письма маршалу Жукову, знаменитому кинодокументалисту Pоману Kармену, который снимал фильм о штурме. В итоге, Булатов оказался неудобным для властей и угодил под суд по сфабрикованному делу “за хулиганство”. Ходатайствовать об освобождении знаменосца приезжал командир дивизии генерал Шатилов. Вернувшись домой, Булатов обнаружил, что письма Жукова и Кармена таинственным образом исчезли. Исчезли и три толстые тетради его воспоминаний, взятые
"посмотреть" неким писателем. И человек не выдержал борьбы. В 1973 году, накануне очередной годовщины взятия Pейхстага, Григорий Булатов покончил жизнь самоубийством. И всё же справедливость, хотя бы отчасти, восторжествовала - на родине героя в небольшом городке Слободской, что под Кировом, теперь установлен памятник первому знаменосцу Победы: на фоне развивающегося Знамени Победы барельеф Гриши Булатова, как в кадре из хроники Pоманa Kарменa.
Прошлое умеет хранить свои секреты, но всё течёт, всё изменяется, в том числе и наше восприятие исторических фактов, их интерпретаций. Быстрые воды реки Времени год за годом снимают идеологическую окалину с известных исторических событий, предъявляя миру новые факты и новую Историю в её правдивом, неприкрашенном свете, без пропагандистских штампов и клише, цензуры и самоцензуры. Информация об исторических событиях, десятилетиями доходившая дозировано, в виде подслащённой и заряженной под очередное веление партии и правительства водички, всё же пробивается сквозь толщу времён чистой ключевой водой, которую можно смело пить, не боясь отравиться, в том числе и благодаря рассказам Михаила Ивановича Долженко.