Константин Смоленцев. Худший друг – лучший враг.

Константин Смоленцев
(Оттава)
             


                      Худший друг – лучший враг
Роман о деловой жизни и не только
(отрывок)

Аэроэкспресс резко дернулся. Промышленные зоны с перемежающимися современными деловыми центрами демонстрировали покидающим столицу пассажирам эклектичность современного московского архитектурного принципа «точечной» застройки. Самолет до Томска, где уже почти год успешно работала пилотная партнерская региональная модель «АгроИнТеха», улетал почти в полночь. Впереди были чуть более получаса до аэропорта, два с лишним часа до вылета, несколько часов полета и три дня работы.

Петри молчал, и определить по его невозмутимому виду, о чем он думает, было невозможно. После того как его инвестиционный фонд стал акционером семенного бизнеса, он часто наведывался к Николаю. Сперва — чтобы глубже вникнуть в специфику, но позже их отношения переросли в дружеские. Со временем Николай увидел в скандинаве не только инвестиционного банкира — профессионала высокого уровня, но и интеллигентного, широко эрудированного
человека, с которым было интересно обсуждать самые разнообразные темы — начиная с «зеленой» тенденции в экономике и заканчивая философско-теологическими дискуссиями. Ко всему прочему Петри за несколько лет пребывания в России искренне полюбил эту страну, яростно доказывая скептически настроенным собеседникам-россиянам, что нельзя за пеной хамства и коррупции не ценить глубокую духовность Руси — единственной и последней надежды западной цивилизации на возрождение истинных общечеловеческих ценностей. Приняв в России православие, Петри старался не пропускать ни одной воскресной службы в храме, а отпуск проводил исключительно в паломнических поездках по духовным центрам России, Украины и Белоруссии.
— Что смущает в интересе итальянцев? — Николай решился прервать размышления Петри.
— Э… Наш фонд смущает одно, меня лично — иное.
— Обсудим? Попробуем начать с официальной версии?
— Попробуем… Очень быстро после нашего входа в проект проявился интерес стратегического инвестора. Очень быстро, — повторил он. — Мы еще фактически даже не начали серьезно готовить компанию к продаже. Отсюда и риски возможной недооценки бизнеса и потенциальных последующих претензий.
— Разве мы получили официальное предложение? Во время телефонных переговоров итальянцы лишь призрачно намекнули на интерес к приобретению бизнеса. Впереди — их визит, который может скорректировать рисуемую нами картину или кардинально поменять интерес.
— Понятно, все понятно… За четверть века работы фонда еще не было столь стремительного развития событий, это настораживает. Мы ведь не будем торопиться, правда, Николай?
— Честное пионерское, — Николай улыбнулся.
Петри купил воду и пару газет в передвижном кафе-тележке и принялся просматривать деловое издание.
— Петри? — Николай потрогал партнера за руку. — Мне кажется, ты забыл упомянуть о персональной тревоге?
— Э-э-э… Не думаю, что моя тревога имеет право быть принятой во внимание.
— Обижаешь. А как же доверие и договоренность о максимальной открытости?
— Понимаешь, Николай, — Петри старательно подбирал русские слова, — мне не совсем понятна твоя позиция по продаже бизнеса исключительно зарубежным покупателям. А как же патриотизм? Ведь сегодня и в России можно найти достойных и порядочных инвесторов. Не правильнее ли было оставить бизнес соотечественникам?
— Хороший вопрос, — Николай не спешил отвечать. — Спасибо, что задал. Хочешь честный ответ?
— Конечно, — Петри закрыл газету.
— Представь, что ты заработал на проекте, например нашем, очень большие деньги. Десятки или даже сотни миллионов долларов. Подумал хорошенько вечером в баре и построил в России православный храм. Представил?
— Представил.
— Но храм — лишь здание, которое необходимо наполнить духовностью, жизнью, передать в руки достойного настоятеля, способного использовать бетонно-кирпичную конструкцию на пользу пастве. И вот к тебе приходит делегация местной епархии. Точнее, приезжает на «майбахе» располневший молодой священник с килограммовым золотым крестом на пузе и легким запахом перегара. И даже не специально к тебе, а проездом куда-то — на заднем сиденье ведомого им престижного авто сидит и курит в окно представитель гламурной молодежи с накрашеной силиконовой девчонкой в короткой юбке.
— Николай!
— А что? Нереальная картина? Только честно?
— Ну, по одной персоне нельзя судить обо всех…
— Соглашусь. Я и не сужу. Просто ты увидел их и задумался. А задумавшись, пошел вечером в храм молиться и просить у Бога совета. Пошел бы?
— Пошел бы.
— Прекрасно. Утром стук в дверь. На пороге стоит в истертых башмаках (он же пешком к тебе пришел) тоже молодой священник, худощавый, правда, и с обычным крестиком. Но с таким же точно предложением передать храм. Только в ведение российского подворья зарубежной православной церкви, например Иерусалимского патриархата. Теперь проводим сравнительный анализ. Обе церкви представляют православие. Отторжения по этой причине ни к одному из вариантов нет?
— Нет.
— Храм — не чемодан, правда? В руки не возьмешь и за рубеж не вывезешь. Согласен?
— Согласен.
— Твой выбор?
— Э-э-э…
— Облегчу задачу, дорогой Петри. В России нет сегодня достойных управленцев — евангелистов семенного бизнеса. К сожалению, ни в министерстве сельского хозяйства, ни вообще в стране нет понимания важности семенной темы. Отсюда интерес к теме по остаточному принципу со всеми вытекающими последствиями. Ты бы хотел, чтобы построенный тобою храм был через несколько лет перепрофилирован в ночной клуб? Мне продолжать?
Скандинав молчал.
— Я могу…
— Не стоит, Николай, — Петри сделал несколько глотков воды. — Я понял тебя. Осуждать точно не могу, да и не вправе. Я постараюсь понять, окей?
— Окей, окей — тяжело вздохнул Николай. — Не думай, что мне просто далось такое решение или что это всего лишь прихоть. Я не хочу узнать через несколько лет, что плоды моих трудов оказались либо исключительно предметом залога в банке, либо отмывочной площадкой для государственных субсидий.
— Столь категорично?
— Я буду рад ошибиться, Петри. Спасибо тебе.
— За что?
— Что выслушал. За то, что не осуждаешь. Хоть и задачи с твоим фондом у нас разные — фонду надо хорошо на нас заработать, а нам и заработать, и в хорошие руки дело передать, но все-таки на данном этапе мы вместе. Вы — наш худший друг и лучший враг одновременно. И в этом ваша ценность для нас.
— Что ты имеешь в виду? — Петри недоуменно посмотрел на Николая.
— В самолете обсудим. Если раньше не уснем, — усмехнулся Николай. — Собирай вещи, подъезжаем.
Электричка замедлила ход, впереди показалось стеклянное здание аэропорта.

* * *

Петри тер виски и что-то бормотал на своем языке.
— Как ты, друг? — Николай с сочувствием смотрел на больного скандинава.
— Николай! Как я мог?! Как я мог?! — повторял Петри.
— Бывает, — Николай похлопал товарища по плечу. — Ночь не спали, сразу включились в работу, организм устал, немного водки и… результат.
— Почему ты меня не остановил?
— Как можно было остановить героя вечера?! В честь кого ансамбль играл? Кто со сцены песни пел и любви всей своей жизни их посвящал? А как нежно ты ее за ручку держал и беспрерывно пальчики целовал!
— Боже! Как мне стыдно! Что теперь делать? Ты уже видел Юлию?
— Столкнулся утром в коридоре отеля, когда она от тебя уходила.
— О-о-о! Ты лучше знаешь русских женщин, посоветуй, друг! — Петри с надеждой смотрел на Николая.
— Посоветовать… Тебе в себя прийти прежде всего надо. Это самая главная задача на текущий момент. Девушку ты, конечно, перед своим коллективом и коллективом заказчика выставил в… интересном виде. Ладно бы рядовым сотрудником была, так ведь директор по персоналу консультационной компании, которая сопровождает наших партнеров.
— О май гот! — снова забормотал инвестиционный банкир.
— Так! Давай сначала тебя приведем в товарный вид, а уж потом о последствиях вашего разгульного поведения думать будем.
— И ты меня осуждаешь!
— Ни в коем разе! На, выпей таблетку аспирина. И в душ! Срочно под контрастный душ минут на десять-пятнадцать минимум. Потом спускайся в кафе, я пока девочкам закажу реабилитационный завтрак. Время пошло, через час мы должны быть в офисе и выглядеть как огурчики!
— Как кто? — Петри сморщился от головной боли.
— Как Санты-Клаусы перед Рождеством — устраивает?

— О нет! — Петри даже схватился рукой за горло.
— Надо, Петри, надо! — Николай пододвинул рюмку с водкой ближе к товарищу. — Не пьянства ради, а токмо здоровья для!
Выпив водки, сидели несколько секунд молча, ощущая, как живительная влага проникает в организм и проясняет сознание. Закусили нарезанными свежими овощами с фетой.
— Уж извини, ухи в кафе отеля не оказалось, будем есть помидорный супчик-пюре — тоже очень полезно.
— Не могу!
— Надо, Петри, надо, — настойчиво повторил Николай. Дождавшись, когда скандинав поел и допил кофе, предложил: — А вот теперь можем обсудить щекотливую ситуацию. Если хочешь, конечно.
— Друг, — Петри сжал запястье Николая. — Мне стыдно, мне очень стыдно. Прости!
— Бывает, не ты первый... Любой мужик хорошо тебя поймет — сложно устоять перед красивой и умной женщиной. Прошу только об одном: твое утреннее состояние вины перед всеми не должно заставить тебя делать необдуманные поступки. Юлия — прекрасная девушка. Но она не ребенок и тоже несет ответственность. Силой ты ее в номер не тащил — сама пошла.
— Да, но…
— И вы почти не знакомы: что такое пару часов в офисе и три часа в ресторане? Да что мне тебя учить, взрослого раскрепощенного европейца?!
— Дело не в сексе… Хотя и в сексе она прекрасна! Я ее увидел и меня обожгло внутри — моя мечта, моя фемина!
— Знаю, слышал, ты ей вчера со сцены в любви раз пять признавался.
— О-о-о! Что я еще говорил?
— Ничего особенного. Просто предлагал стать твоей женой.
— А-а-а! Как я мог так ее опозорить!
— Отнюдь! Все женщины ресторана глядели на нее с нескрываемой завистью, дорогой забугорный товарищ, — Николай освободил свою руку. — Вариант раз — списать все на пьянку или просто по-английски исчезнуть. Хочешь — отправлю тебя прямо сегодня в Москву? Вариант два — увидеться вечером с Юлией. Может, она замужем и все само собой рассосется? Вариант три — у тебя есть еще двое суток, чтобы разобраться в своих чувствах, лучше узнать друг друга и сходить в кино на последний сеанс, — Николая немного забавляла трагическая серьезность товарища.
— Спасибо, друг! — Петри пожал руку Николая и встал. — Мы можем по дороге в офис заехать в церковь? Они работают с утра?
— Легко — службы рано начинаются.
— Спасибо! — снова поблагодарил скандинав. — Мне очень надо в церковь, Николай, пожалуйста.

* * *

Виктор Дмитриевич, приехавший в Томск из Ялуторовска на поезде и остановившийся у своего университетского товарища, выглядел с утра, как обычно, свежим, и лишь беспрерывно дымящиеся сигареты выдавали количество выпитого вечером и ночью спиртного. Он деловито ходил по офису партнеров в сопровождении местного главного агронома, осматривая образцы семян, обсуждая результаты опытных посевов и рассыпая во все стороны анекдоты на все случаи жизни.
— Ну… наконец-то! — приветствовал семеновод приехавших
 из гостиницы коллег. — Еще пятнадцать минут… и мы уехали бы без вас!.. Как вы? — посмотрев на осунувшегося Петри, спросил он и сам же констатировал с улыбкой: — По-нят-но! Народная примета. Если выпил хорошо — значит утром плохо! Если утром хорошо — значит выпил плохо!
Громко рассмеявшись, Виктор Дмитриевич продолжил обсуждать с начальником производственного отдела нормы затрат горюче-смазочных материалов.
— Как ни крути, а по десять тысяч зеленых на гектар выходит… — подытожил он. — Уменьшить или увеличить можно? Легко!
Местный руководитель откровенно пытался понять суть уж очень лаконично высказанного тезиса.
— Виктор Дмитриевич пытается объяснить вам экономическую модель «затраты — выпуск», разработанную вашим бывшим соотечественником экономистом Василием Леонтьевым. Проще говоря, необходимо оценивать затраты на топливо в стоимости произведенной продукции. Оперируя сравнительными данными, можно управлять факторами эффективности производства, — пояснил Петри.
Разъяснения скандинава еще больше озадачили томича.
— Короче, — снова перехватил инициативу Виктор Дмитриевич, — тратишь больше десяти тысяч на гектар — херово работаешь… или экономику не считаешь… Тратишь меньше — лучше… но не всегда… Надо найти золотую середину. Я у америкосов подглядел — точно работает! Непонятно?

* * *

Заканчивая экскурсию по городу, средних лет мужчина-экскурсовод оживленно жестикулировал, ведя за собой по Воскресенской горе увлеченного историей сибирского купеческо-университетского города Николая, безразличного к архитектуре Виктора Дмитриевича и озабоченного личной проблемой Петри. Панораму современных и старинных зданий, улиц и парков Томска, хорошо обозреваемую со
 смотровой площадки, увлеченный экскурсовод комментировал историями из жизни в городе ссыльного прадеда Александра Пушкина — Ганнибала. Рассказывал о негативных впечатлениях о городе писателя Чехова по пути на Сахалин, о других известнейших людях советской эпохи и о том, что каждый третий житель Томска — студент. Последнее утверждение убедило Николая, что у старинного города есть будущее.
— На сим я откланяюсь, а вы можете погулять по горе, еще раз взглянуть на памятный камень, зайти в Музей истории города или в Воскресенскую церковь, напомню, построенную в редком архитектурном стиле сибирского барокко, — попрощался экскурсовод.
Виктор Дмитриевич присел на скамейку и достал сигареты.
— Перекур, однако, а то я сдохну! Анекдот, кстати, рассказать?
— О да! — Петри оживился.
— Ага… Короче… Идет группа туристов. Новичок думает: «Сейчас сдохну!» Опытный турист думает: «Сейчас дойду до камня и сдохну!» Инструктор идет и думает: «Сейчас дойду до поворота за камнем… и если кто-нибудь из этих придурков не сдохнет, то сдохну я!»

Виктор Дмитриевич закашлялся от смеха и табачного дыма.
— Так вы че… еще раз решили до памятной глыбы дойти? — спросил он у коллег.
Николай с Петри подошли к месту основания Томска.
Петри потрогал глыбу железняка:
— Кто бы мог подумать, что в этом далеком сибирском городе я встречу свою судьбу? Предок Пушкина жил в этом месте и, возможно, предок моих детей и внуков тоже будет отсюда…
Николай не торопил с расспросами товарища, зная, что вчера вечером он встречался с Юлией и вернулся в гостиницу уже когда светало — на ресепшен утром ему по секрету настучали.
— Почему ты не спросишь меня, что я решил? — повернувшись к Николаю, задал вопрос скандинав.
— Ну и что ты решил?
— Юля не замужем.
— Обнадеживает.
— Но у нее есть, точнее был, бойфренд.
— Так был же, не страшно.
— И сейчас вроде есть. Только он в тюрьме. Как это вы говорите, он известный местный авторитетный… бизнесмен.
— Н-да… Этот факт осложняет ситуацию. Когда выйдет?
— Если отсидит весь срок, то очень нескоро. Если удастся «порешать» вопросы, то года через два.
— Попал ты, Петри, просто снайперски попал… Самое главное — как Юля-то к тебе относится?
— Мы любим друг друга! — взволнованно произнес Петри. — Но если ее бойфренд о нас узнает, то убьет обоих, так она сказала, — огорченно добавил скандинав.
— А узнает он про вас уже в ближайшие дни, если не часы, а то и уже знает, — трагическим голосом резюмировал Николай. — И придется мне заканчивать проект с другим инвестиционным директором, чего очень бы не хотелось — я уже привык к тебе, друг русского народа.
— Так быстро? Ты шутишь?!
— Хотел бы я, чтобы все закончилось шуткой. Бурный роман иностранца с публичной презентацией в ресторане сложно утаить в небольшом провинциальном городе…
— Я не знаю, как поступают у вас в таких случаях! — скандинав помолчал. — Мы решили съездить на рождественские каникулы ко мне домой, познакомиться с родителями, получить их благословение и, вернувшись в Россию, обвенчаться.
— В Томске?
— Конечно, здесь живут ее родители и все родственники. Сегодня вечером я иду с ними знакомиться и просить Юлиной руки. В вашей культуре так полагается?
— Мм… Горячий ты, однако, сын викингов и норманнов! — Николай пытался сформулировать мысль, чтобы она была понятна иностранцу. — Конечно, неплохо было бы уточнить информацию о Юлином бойфренде: насколько он серьезный человек? Стоит ли лезть на рожон?
— Что уточнять? Разве не понятно?
— А что тебе понятно, Петри?
— Ну… бандит же он…
Николай усмехнулся:
— Клеймо широкого трактования. Когда государство расписывается в своей беспомощности, как защищать себя? Или как деньги зарабатывать, когда кучка прохвостов обманом приватизировала всю страну, пользуясь доверием людей, а тебя выкинула на улицу? Первая ситуация, к примеру. Когда чиновник вынуждает тебя тащиться к нему на ковер и вымогает деньги или общественные деньги пилит по своим карманам — он честный государев человек или бандит?
— Наверное, бандит.
— Не наверное, а точно. Вторая ситуация. Эпоха перестройки. Большинство мужиков — рабочих и инженеров — оказались на улице без средств к существованию. Женщинам надо кормить семью, себя, учиться, лечиться, просто выглядеть хорошо. О христианской морали, уничтоженной в ГУЛАГах, еще не вспомнили. И бизнесмен открывает публичный дом. Но не просто публичный дом, а приличный публичный дом: без принуждения, с врачами, психологами, охраной, водителями. К каждой женщине-труженице отношение самое трепетное и, повторюсь, без всяческого насилия. Этот бизнесмен бандит? Сутенер? Или предприниматель, дающий шанс женщине и ее близким выжить?
— Не знаю, Николай, не знаю, сложно все очень для меня… Продавать женщин…
— Продавать? А когда восемнадцатилетнюю девчонку берут секретарем за сто долларов в месяц с условием, что, кроме основной работы, чмо-руководитель будет трахать ее в кабинете столько, сколько ему захочется, — как это назвать?
И потом та же девчонка приходит в публичный дом, где за час секса под присмотром охраны ей платят пятьдесят баксов налом да еще лечат бесплатно… Что для нее лучше в состоянии безысходности — бесплатное насилие на работе или безопасный секс за деньги?
— Ты хочешь сказать, что проституция — это хорошо, внешне
 приличный человек может быть бандитом в душе, а заклейменный системой «авторитет» приличным и порядочным человеком?
— Я призываю не ставить клише, разделять мотивы и действия в разных жизненных ситуациях и в разные исторические моменты. Все люди грешны… Меня, к примеру, возьми… Ты ни разу не задумывался, как я вставал на ноги?
— Ты пугаешь меня, друг!
— Шутка, не бойся! — Николай подмигнул товарищу.
— Теперь задумаюсь… Считаешь, Юлин бойфренд может быть хорошим человеком?
— Я его не знаю, поэтому судить заочно не могу да и не хочу. Какой из меня судья? Со своими бы грехами разобраться… Вот и предложил тебе узнать о нем подробнее. Если ты не в состоянии получить информацию, может быть, вам стоит подстраховаться и лучше в Москве свадьбу сыграть?
— Я предлагал, но старенькая бабушка и дорогие перелеты…
— Иногда это обходится дешевле, чем похороны…
— Не надо так шутить!
— Извини, черный юмор. А дальше, как жизнь планируете? Был у меня товарищ — чех, так он в схожей с твоей ситуации решил не испытывать судьбу, забрал суженую и уехал из России на родину.
— Не знаю пока… Возможно, из-за бойфренда и нам придется уехать. Будет жаль, — Петри грустно вздохнул, — я очень полюбил вашу страну и вас, таких странных и непохожих на нас — европейцев — людей. Но что делать… Пока, Николай, для меня самого много непонятного, очень много… Я знаю одно, что очень люблю Юлю, а она меня!
— Взаимность чувств обнадеживает, — Николай ободряюще похлопал товарища по плечу. — Плохо, что у вас в фонде нет серьезной службы безопасности… Присутствовать в стране, где правит закон силы без надлежащей защиты?.. Я бы в российский филиал вашей структуры свои деньги не вложил, уж прости за откровенность.