Жанна Вакульская
Торонто
Морок
Я, как и большинство украинцев, люблю Карпаты. Для нас это не просто горы, покрытые лесом и рассеченные по параллелям и меридианам говорливыми реками, несущие свои студеные воды к, неописуемой красоты, озерам – чистым и необычайно глубоким глазам, которыми этот край всматривается в вечность. Карпаты – это особый мир, практически отдельная вселенная, где все уникально: растения, животные, язык, традиции,музыка, одежда, еда, запахи... Даже время здесь течет по своим, отличным от других мест, законам: то стремительно несется куда-то наперегонки с бурными весенними потоками, то застывает в ленивой полудреме. Только здесь румынская ракия замечательно идет под украинское сало с чесночком, итальянская пицца запивается венским кофе, а на центральной площади села бок о бок, одинаково ухоженные, стоят памятники воинам УПА и Красной Армии. Здесь уважают свое прошлое, не вычеркивая из него ни хорошего, ни плохого,и , именно поэтому, уверенно смотрят в будущее, ведь что там может быть такого, чего еще не видели эти горы. В селах и небольших городах здесь, как и 200-300 лет назад, здороваются словами «Слава Иисусу Христу!», а к матери и отцу обращаются на Вы. Здесь обязательно колядуют и щедруют, помнят йорданки и детские стишки-забавки, дошедшие еще с языческих времен, призывают весну веснянками, приветствуют майскую зелень гаивками, а каждая невеста к свадьбе собственноручно вышивает рушник «на счастье, на долю»... Здесь долгими зимними вечерами , попыхивая неизменной люлькой и хитро усмехаясь в пышные усы, старый вуйко-гуцул рассказывает притихшим внукам о сказочно красивых лесных мавках, которых он лично встречал, когда молодым гонял отары на полонины,карпатские альпийские луга, и о коварных нетопырях, живущих в реке под мостом, там, где самая стремнина, и затаскивающих к себе непослушных детей, а юноши здесь все еще ищут, запрятанное где-то в пещере и охраняемое сильным заговором, золото Довбуша. Здесь любого, постучавшего в дверь, встречают улыбкой и чашечкой крепкого, ароматного кофе, или, еще более пахучим и полезным, карпатским чаем, и лишь потом начинают задавать вопросы : кто он и какая проблема привела сюда. Здесь по-прежнему торжественно, под рвущие душу и вызывающие мурашки по коже звуки трембит, провожают пастухов с отарами на Верховину, туда, где скрываясь в самых недоступных местах,своею магией остановившие время, до сих пор живут языческие ведуны-мольфары. Те самые мольфары, как говорят, умеющие своими травками, собранными только в определенном месте и в определенное время,и заклинаниями, передаваемыми от отца к сыну с дохристианских времен, излечить любой физический или душевный недуг, вызвать или остановить дождь, открыть прошлое и будущее, превращаться в различных зверей и птиц, причем, если мольфар белый, то есть добрый, то и превращается он в зверей безобидных, ну а если черный, то... Еще могут они наводить на людей морок так, что те перестают понимать, где находятся, теряются, что называется, в трех соснах, поэтому, не приведи Господь , их разозлить. Такие вот они, Карпаты.
Все это я, захлебываясь от восторга, рассказывала своему мужу, когда мы окончательно решили, что в этом году отдыхать будем в Закарпатье, чтобы совместить приятное с полезным, ведь тамошние минеральные и термальные воды славятся своим, поистине чудотворным , воздействием на такие, изрядно подтоптанные жизнью организмы, как наши. Мой муж, проведший детство и юность на Кавказе, над моим восторгом посмеивался : «Кавказ – вот это горы! А Карпаты, прости, это как-то несерьезно.» Меня это его пренебрежительное отношение, откровенно говоря, ужасно злило, поэтому я, в сердцах, бросила: « Ага, ага, смотри, договоришься... Попадешь на мольфара, он на тебя морок-то и наведет, будешь тогда знать!»
К поездкам каждый готовится по своему. Я – составляю список необходимых вещей. И не беда, что дома, как правило, остаются две-три самые необходимые , зато в дорожном бауле будет полно того, что так и не пригодится, но сам процесс написания, походы по магазинам, внесение изменений , наконец собственно сбор чемоданов, помогает облегчить ожидание и, каким-то образом, приближают день запланированного отъезда. Так как дорога предстояла неблизкая, выехать решили пораньше, часиков эдак в шесть, чтобы потом не гнать машину и не шарахаться по горам в темноте. Люди вообще любят принимать решения. Каждый из нас помнит сколько раз он давал себе честное-благородное слово выучить иностранный язык, заняться спортом, бросить курить, не есть по вечерам... Но, между решить и сделать лежит целая пропасть объективных и не очень причин, по которым эти два понятия так редко соединяются в нашей жизни. Именно поэтому от нашего дома мы, вместо запланированных шести утра, с огромным трудом отъехали в десять. Виноватой в задержке муж, по сложившейся в нашей семье традиции, объявил меня, хотя я смирно сидела в машине, пока он почти час накачивал колеса, проверял уровень масла, доливал жидкость для мойки стекол, три раза возвращался проверить, закрыла ли я окна и выключила ли воду , свет и газ, а потом еще пять раз за очередной «жизненно необходимой» на отдыхе вещью, типа самоучителя игры на семиструнной гитаре или набора отверток. Я, также традиционно, не возражала, ведь главное, что мы наконец выехали.
Хорошо знакомую дорогу до Львова проскочили быстро и легко, я бы даже сказала незаметно, а вот, лежащий дальше по дороге, Стрый попортил нервы. Основанный в веке эдак 13-14 как ярмарочный город, он, благодаря смекалке и практичности жителей, подарил миру знаменитую фразу «что с воза упало, то пропало». Дело в том, что и тогда, в те «дальние давние годы», предпринимателей облагали довольно высокими налогами, а они, как и сегодня, пытались их максимально снизить. Короче дело было так: стрыйский магистрат взымал пошлину с каждого воза, на котором везли товар на ярмарку, а купцы, очень этим недовольные , в свою очередь, перед самыми городскими воротами стали перегружать товары с нескольких возов на один. Тогда чиновники ( как же им от прибыли-то отказаться!) придумали другую хитрость – все, что падало с воза на землю, становилось собственностью магистрата. Ну а для того, чтобы этого упавшего было побольше, улицы делали такими извилистыми и полными ям, что пройти маршрут от ворот до рыночной площади без потерь не удавалось никому. Как, впрочем и сегодня, хотя средние века мы благополучно пережили, товар на возах не возим, но топография города и состояние улиц осталось прежним. Есть у Стрыя и еще одна особенность – гаишники. В своих голубых рубашках и серых брюках, хорошо откормленные и вальяжные, они напомнили мне зажравшихся городских голубей, жадно бросающихся на брошенные им куски булки. Так же и эти «стражи порядка», сбившись в стайки вокруг расставленных кем-то, с очень большого бодуна, знаков, также агрессивно бросались на каждую проезжающую мимо машину, иногда даже рискуя собственной жизнью. Такого их количества, как в этом небольшом городишке, я не встречала больше нигде. Напрашивается вывод, что здесь у них гнездо, и именно отсюда, проклюнувшись из яиц с синими проблесковыми маячками и откормившись до необходимой упитанности,уверенно помахивая полосатыми жезлами, они разлетаются по городам и весям моей Родины.
После Стрыя мы продолжили свой путь «изрядно ощипанными, но не побежденными». Липы и тополя по обочинам дороги плавно сменили горделиво-кокетливые смереки – мы въехали в Карпаты. Поначалу дорога , плавно забирая вверх, перетекала от одного села к другому, от одной придорожной ярмарки, притягивавшей взгляд почти цыганской пестротой товаров, к другой, не менее яркой. Воспетые в многочисленных стихах и песнях смереки, язык не поворачивается назвать эти красивейшие столетние деревья просто елками, по отечески смотрели на нас с высоты прожитых лет, приветственно помахивая своими лапами. Неяркое осеннее солнце, словно извиняясь за то, что скоро оставит нас на милость зиме и морозам, щедро делилось оставшимися от лета запасами тепла, и я, открыв окно, впитывала в себя это тепло, этот воздух, этот покой.
- Ты посмотри, красота-то какая! Ну как можно этим не восхищаться?! – То и дело дергала я мужа. На что он лишь презрительно хмыкал:
- Да разве это горы?! Вот у нас... – а дальше шло описание километровых ущелий и неприступных кавказских скал, с гордо реющими над ними орлами.
Но время шло, дорога по-прежнему забирала вверх , и не было ей видно ни начала ни конца...Уже и все знакомые песни спеты и новости разобраны по косточкам, только перевала все не было и не было. Начавшийся дождь лишил окружающие пейзажи их радостной красоты, сделав все вокруг тревожно-напряженным , а настроение не поднимал даже шоколадный гормон счастья.
- Когда уже эти Карпаты закончатся? – Начал ворчать мой, изрядно уставший, муж.
Пестрая гуцульская камизелька возникла неожиданным ярким пятном на обочине, таким неуместным на фоне серого неба и такой же серой бетонной плиты. Старый вуйко, в обязательной для здешних мест шляпе, очках и с зонтиком, махнул рукой, прося остановиться.
- Слава Иисусу Христу! За перевал не подбросите?
- Слава навеки! Садитесь, дзедю,- ответила ему я, пытаясь подражать местному говору. С появлением незнакомого человека атмосфера в машине сразу же изменилась – мой муж взбодрился и оживленно вступил в разговор:
- Дедуля, куда это вы направляетесь на ночь глядя?
- По делам, сынок, по делам. Это вы, молодые, отдохнуть мечтаете, а мы, старики, все работу себе ищем.
- Так дождь же какой! – Муж раздраженно глянул на затянутое серыми тяжелыми тучами небо и вздохнул – да, не повезло нам с погодой!
- А что дождь? Он через десять минут закончится, и потом еще две недели тепло будет . Отдохнете на славу!
Муж в ответ только недоверчиво хмыкнул. Но ровно через десять минут, я специально засекала, тучи, как по мановению волшебной палочки, разошлись, и весело засияло солнце.Пассажир наш, удобно устроившись на заднем сидении, по стариковски дотошно расспрашивал о городском житье-бытье, о политике, о событиях в мире, потом, без какого –либо перехода, обратился ко мне:
- Вот ты, дочка, вижу желудком и суставами маешься. Ну, костям-то наша водичка поможет, а вот желудок... Тревожишься ты больно много, переживаешь. Я тут тебе травку дам, попей – она поможет. – И дед зашуршал чем-то в сумке.
- Как это вы так с ходу диагноз поставили? – удивился мой муж. Ведь не прошло и месяца, как я , правда без особого успеха, пролечилась в отделении гастроэнтерологии областной больницы.- А у меня что болит?
- Старик прищурился, пожевал длинный ус и выдал:
- Так ничего. Спишь плохо, это да. Но болеть – ничего не болит.- И опять зашуршал в своей сумке. – Вот и тебе травка, чтоб обидно не было. Пей перед сном, а еще лучше – побольше на свежем воздухе бывай. Оно и попустит.
Муж, образно говоря, поймал рукой упавшую челюсть.
- Ой, дедуля, а вы , случайно, не мольфар? Я про них такое читала, прямо настоящие волшебники!
- Ну а ты сама, как думаешь?- с хитрой улыбкой ответил он вопросом на вопрос. И тут в диалог вступил мой муж:
- Что за сказки в самом деле?! Какие такие мольфары? Ты бы еще про леших и водяных спросила! Мы, на минуточку, в двадцать первом веке живем! Правда, дедушка?
- Вам, молодым, оно, конечно виднее... О, а я уже приехал. Остановите здесь, пожалуйста. Спасибо за приятную дорогу!
- Это вам спасибо! За разговорами с вами не заметили, как и перевал проехали. Здоровья вам на сто лет! – попрощалась я с ним.
- Всего на сто? Чего же так мало? – рассмеялся он и, осенив нас крестным знамением, скрылся на едва видимой в густых зарослях тропинке.
- Ну ты и дундук! – упрекнула я мужа, когда мы отъехали от места прощания с нашим таинственным попутчиком.- Зачем было старика обижать? Тут в мольфаров верят. А если он и правда один из них? Вот заморочит тебя, будешь знать!
В ответ муж весело рассмеялся. Но уже через несколько километров он, растерянно глянув на меня, вдруг спросил:
- А разве мы только что не выехали из этого села?
- Какого? Я что-то не заметила.
- Да вот этого – «Веселое». Километров пять назад мы уже в него въезжали и выезжали. А теперь опять «Веселое».
- Я не обратила внимания. Может ты что-нибудь перепутал?
- Может, - подозрительно легко согласился он. Поехали дальше. Как и пообещал старик, ярко светило солнце, громко пели птицы, а дорога бежала вперед, обрамленная с права горами, а слева – бегущей по неглубокому ущелью рекой.
- Латорица – громко прочитал ее название муж, когда мы подъехали к небольшому мосту. Переехав на противоположную сторону, мы продолжили свой путь: справа – гора, слева – река. Километров через десять впереди опять возник мостик, точь в точь такой, как мы только что проехали. «Латорица» - гласило название реки. Муж недоуменно глянул на меня и пожал плечами. Километров через пятнадцать однообразной дороги: справа –гора, слева – река, ситуация опять повторилась.
- Латорица – почти прошептал муж, очередной раз приближаясь к знакомому мосту. Через несколько километров картина повторилась снова. Потом еще и еще раз. Лоб мужа покрылся испариной. Когда в седьмой или восьмой раз по одному и тому же мосту мы форсировали реку под названием «Латорица» муж в панике остановил машину:
- Ты уверена, что мы правильно едем?
- Да. А что?
- Эту реку мы уже восьмой раз переезжаем. Мы ездим по кругу!
- Но это же не возможно – здесь всего одна дорога, никаких поворотов или ответвлений нет. Да ты и сам видел!
- Тогда почему мы все время утыкаемся в эту реку?!
- А ты уверен, что это одна река?
- Ага. «Латорица», смотри сама. И мостик...
- Ну, дорогой, ты попал! – решила проучить его я.- Над Карпатами смеялся, мольфара обидел – вот он и навел на тебя морок!
- Тьфу ты, что за чушь несешь?! – в сердцах бросил муж.
- Ну а что еще это может быть? Дорога – прямая,даже поселений никаких нет, не говоря уже о развилках, а мы восьмой раз подъезжаем к одному и тому же мосту. Придется просить прощения, - не унималась я. Муж покрутил пальцем у виска и нервно тронулся с места.
- Ну, как знаешь, - небрежно бросила я. Но, после того, как мы еще четыре раза, никуда не сворачивая, справа- гора, слева – река, пересекли Латорицу, он сдался.
Остановив машину, отведя глаза в сторону, спросил:
- Ну, что там надо делать?
- Что делать, что делать. Выходишь из машины и громко просишь прощения сначала у Карпат, за то, что пренебрежительно о них высказывался, а потом у мольфара за то, что не верил.
Муж вышел из машины и, неловко переминаясь с ноги на ногу, стал что-то вполголоса бормотать.
- Теперь довольна? – бросил он мне, закрывая дверь.- Все уже?
- Да я-то тут при чем? – пожала я плечами.- Сам натворил, сам и исправляй.
- Думаешь подействует? – подозрительно спросил муж.
- Не знаю, не знаю... Неубедительный ты был какой-то: ни чувства, ни выражения...
Тронулись. Через несколько километров опять Латорица. На мужа было жалко глядеть.
- Ну, я же говорила, что ты был какой-то неубедительный. Не простил тебя мольфар. Придется еще разок попробовать,- стараясь сохранить серьезное лицо произнесла я. – Только теперь не бубни что-то там себе по нос, а громко, четко, с выражением, с душой, как говорится...
Через две минут я с огромным удовольствием наблюдала, как мой, всегда и во всем уверенный, муж, приложив руку к сердцу, клялся в вечной любви к Карпатам и умолял старого мольфара простить его высокомерие и снять морок. Когда через несколько километров мы опять подъехали к Латорице, у мужа задрожали руки, но я его успокоила:
- Не нервничай! Просто скорость звука меньше скорости света – ответ на твои извинения еще не успел дойти.
- Правда? – с надеждой спросил он.
- Правда. Сам увидишь. – уверенно ответила я.
И действительно, больше Латорица нам не встречалась. А вскоре мы и до цели нашего путешествия добрались. И только там, я, сжалившись над моим, все еще пребывающим в глубокой задумчивости , мужем , показала ему карту, где было отчетливо видно, как прямая линия дороги пятнадцать раз пересекает извивающуюся змеей Латорицу. Ну а характерные особенности советского мостостроительства, с таким знанием дела описанные Эльдаром Рязановым в «Иронии судьбы», поставили жирную точку в истории с мороком.
В начале муж на меня смертельно обиделся. Но потом, как это обычно бывает в нормальных семьях, простил и всю обратную дорогу, подъезжая к очередному мостику, весело шутил :
- Угадай с трех раз, какую реку мы сейчас переезжать будем?
А вернувшись домой, всем друзьям торжественно сообщал:
- Да, ребята, Карпаты – это сила!