Ольга Корчагина. Глава 2. На гребне волны.

Ольга Корчагина

Пенза (Россия)



(Начало в 4 (8) номере 2016)
Глава 2. На гребне “волны”.

Часть1. Почти по… О’ГЕНРИ.
─ Когда я его увидел на прилавке, то сразу же, мгновенно понял, что именно это я ищу! – взволнованно говорил молодой человек, обращаясь к своей спутнице. ─ Только такой гребень нужен был моей Маленькой! Только она достойна такого украшения!
Потом остановился на какое-то время и продолжил говорить:
─ Я хотел подарить вам сюжет для рассказа, так вот! Вот вам история, которая произошла с нами в действительности. Я же говорил вам, что мы с моей любимой делали друг другу подарки ко дню нашего с ней знакомства. Мы же познакомились в кафе в вашем присутствии…
Женщина кивнула, она помнила эту встречу в кафе, когда они с Молодым человеком, аспирантом, диссертация которого золотым грузом лежала в его портфеле, сидели за крайним столиком, и к ним подсели две молоденькие девушки. Эта женщина и молодой человек были странным образом повязаны сеткой полу-дружеских, полу-приятельских отношений, в которых поначалу было только выполнение просьбы о помощи молодому талантливому гению, о котором когда-то должен узнать весь мир. Помощь была проста, не обременяла серьезно и состояла в подборе соответствующей литературы. Но общение за разговорами и вежливым провожанием домой после вечерних дежурств, когда оба задерживались, занимаясь каждый своим делом, работая каждый со своими материалами, это общение перешло обычные, традиционные рамки и было ни на что не похоже.
Шло время, а молодой человек оставался Аспирантом с золотой диссертацией в портфеле, а женщина оставалась Мадам, которая с Аспирантом могла говорить много и долго обо всём, что её интересовало за рамками обыденного. А за этими рамками было всё! Весь огромный мир! Их объединяли эти беседы и еще то, что оба они были поцелованными небом в неурочный час. Оба были несчастны в личной жизни и отвлекались от этого, каждый по-своему. Он, потерпев очередной крах в личных отношениях, возвращался к написанию своей вечной диссертации, а она… писала рассказы и сказки. Писать сказки ей когда-то посоветовали как средство отвлечения от плохого настроения.
Когда Аспирант рассказывал Мадам о своей диссертации, то она уважительно молчала, мало что понимая в терминологии, но когда Аспирант высказывался по поводу её произведений, то часто она вступала в спор, доказывая ему, что жизнь он знает мало. Таким образом, оба были довольны общением друг с другом.
В момент текущей беседы они шли по слабо освещенной улице. Поздняя осень, промозглый ветер, луна и та спряталась за тучи, а Аспирант рассказывал о своей последней любви – яркой, весенней, переполненной капелью и яркими бликами солнца. Мадам улыбнулась, картина произошедшего ожила в её воображении, но в конце рассказа она воскликнула почти возмущенно, как будто её обманул фокусник:
─ Ну ты даёшь! Вот это подарил сюжет! Это же один к одному сюжет рассказа О’Генри! Да меня за такой плагиат сотрут в порошок!
─ Но я не читал этого рассказа!
─ Плохо! Может быть, если бы ты читал его рассказы, то этой истории не произошло бы, а так только одна разница, что конец печальный. И ещё, я твою Маленькую видела только с крашеными волосами, а естественно-белокурого цвета волос…
─ Да, да, да… я же познакомил вас поближе, когда уже всё случилось! Когда уже между нами прошла глубокая трещина разочарования. Мы еще пытались что-то спасти, изменить, но…
Некоторое время они шли молча. Уже подходя к перекрёстку, где они обычно расходились в разные стороны, он закурил и сказал:
─ Почему вы считаете, что ничего подобного не могло произойти со мной? Одинаковые условия жизни. О’Генри писал во времена кризиса 30-х годов в Америке, а у нас теперь то же самое…
─ И то же и не то же, ─ возразила Мадам, ─ а вот сюжет один к одному, как скопирован. Ладно, до свидания. Поздно. Спокойной ночи!
Но спокойной ночи не получилось. Что-то занозой засело в сознании и не отпускало. Её воображение, путаясь в ярком клубке воспоминаний чисто личных, опять сыграло с ней злую шутку. Её воображение как бы жило иногда помимо её желаний, ставя перед ней вопросы, взаимосвязь которых лежала не на поверхности событий, а как бы внутри их, проходя красной связующей нитью через орнамент времени.
«Что это? – думала Мадам, стоя на высоком крыльце своего дома и глядя в темноту осенней ночи.─ Что общего между всем тем, что я знаю по своей жизни, прочитала в рассказе О’Генри и услышала только что? Что связывает во времени эти события, отражаясь, то в одной, то в другой судьбах, и в разных вариантах определяя характеры взаимоотношений?»
Мадам зашла в дом, оделась потеплее и опять встала на крыльце. Встала и отпустила из сознания на свободу свои воспоминания, которые пыталась закрыть на замочек, чтоб не тревожили.
─ Вот здесь у крыльца росла та яблоня! Плоды были ярко красными, сладкими-сладкими…
Это было временем, когда она носила длинные волосы. Косы были тяжелыми, но она не стриглась коротко, несмотря ни на какие уговоры подруги. И что ей дались её косы! Подруга была единственной, кто хотел видеть её со стрижкой, а потом то же самое ей постоянно твердил муж. Глупость! Мужчины обычно любят длинные волосы своих избранниц. А этот! Значит, и впрямь не любил никогда! Или… или хотел таким образом постричь не только волосы, но и характер? Сделать её такой, как все, подвести под общую гребёнку, планку, черту, за которой она не умещалась ни мыслями, ни характером… А ещё муж не любил её яблоню. Не любил и всё! Мешала она ему, окно загораживала! И … срубил! Весной, всю в цвету! Бросил её под крыльцо, на котором сейчас поздней осенью стояла Мадам. И всё кончилось, все попытки приспособиться к мужу прекратились. Она через два дня подала на развод, а после развода остриглась коротко.
После этого Мадам никогда не носила волос, падающих волнами завитков ниже пояса, но каждый раз, когда ей попадали в руки гребни и заколки для больших волос, что-то кололо внутри, слева. На месте срубленной яблони, из старого корня выросла другая яблоня. Как она ждала её цвета и плодов, но … яблоки созревали кислыми, как дикие плоды не привитых, выросших на свободе полей деревьев. И, в конце концов, Мадам срубила её собственноручно, чтобы она ─ дикарка не напоминала постоянно о том, что когда-то Мадам была полна надежд на счастье, а вкус любви был для неё тающим сладостным ароматом спелого райского яблока, что её распущенные волосы гладил ветер, отбрасывая пряди назад…

Часть 2. Гребень.
Мадам поёжилась от холода, вздохнула и вернулась в дом. Села в кресло и, закрыв глаза, увидела всю картину происшедшего с её молодым приятелем с начала до конца.
─ Вот! Именно это я ищу! – взволнованно говорил молодой человек, обращаясь к своей спутнице. ─ Только такой гребень нужен тебе!
Он разглядел этот гребень, среди множества украшений выставленных на продажу в самом большом ювелирном магазине города. В этом магазине было несколько отделов, в каждом из которых прилавки заполнялись соответственно цене, и, чем дороже были выставленные изделия, тем лаконичней и торжественней было украшение витрин. Бриллианты в платиновой оправе не нуждались в рекламе, золото любовалось само собой,серебро выставлялось обособленно и гордилось своей чеканкой и чернением, подчеркивающим рисунок и благородный блеск очищающего металла. Бижутерия всегда и везде чувствовала себя как на карнавале – яркость, блеск, смесь цветов и оттенков и все это смешно, звонко и без какого-либо чувства меры – на то она и бижутерия.
А этот гребень не вписывался ни в одну из существующих на прилавках категорий и композиций. Он был совершенно особенным, и каждый, кто его видел, подспудно чувствовал, что он хранит не просто форму отдельных линий, а силу чувства того, чьи руки касались его с самого первого движения, начала создания узора. Любая вещь хранит информацию и о своем создателе, хранит тепло рук, взгляд, следящий и управляющий движением пальцев, и даже стук и ритм сердца, которое управляет и сознанием, и подсознанием и ведет создателя по пути самовыражения его чувств и ощущений.
Продавщица с пышной прической и внимательным взглядом обратилась к молодой паре, подчеркивая достоинства интересующей их вещи, и неожиданно достала гребень с витрины, показала крепление, которое позволяло использовать его и как заколку, и как расческу для волос, а затем предложила:
─ Возьмите! Попробуйте причесаться и вы увидите, что это совершенно необыкновенный гребень! Снимите головной убор!
Предложение оказалось неожиданным, и сначала они молчали недоуменно, но потом хрупкая девушка сняла с головы шапку и по плечам ее на легкое, весеннее пальто упали пряди длинных, золотисто-светлых волос. Её спутник взял в руки гребень и начал расчёсывать волосы, мягко касаясь головы и потом одним длинным движением, медленно опускал гребень до кончиков волос. И случилось что-то непонятное, невероятное для всех, кто был рядом: от продавцов до милиционеров, дежуривших у больших стеклянных дверей магазина. А главное, для тех двоих, оказавшихся объединенными воедино этим нехитрым действием причесывания ниспадающих локонов волос: весенний день за огромными окнами-витринами вспыхнул всеми красками отражения солнечной капели! День засветился, засверкал, засмеялся таким слепящим блеском и переливами, будто каждая капелька тающего снега превратилась в настоящий бриллиант. Золото солнечных лучей стало таким теплым и явственным, что оно сравнялось с золотом цепочек тонкой ювелирной работы, колец и перстней с драгоценными камнями, лежащих на бархате витрин. Блеск серебра отразился в потоке ворвавшегося в помещение магазина света, и даже яркая броскость бижутерии слегка поблекла, потому что вокруг сияла сама Весна во всем блеске отражений солнца на тающем потоке…
А молодой человек все продолжал расчёсывать золотистые пряди. И от каждого движения волосы укладывались сами по себе вьющимися локонами в необыкновенную прическу. Каждый волосок, казалось, наконец-то находил свое единственно ему должное место по всей длине ниспадающих прядей. Казалось, что на двоих у зеркала опускалась светящаяся корона Весны, переполняя их своим блеском и светом. Оба преобразились необыкновенно, стоящие рядом смотрели, не двигаясь со своих мест. И вдруг, девушка у зеркала воскликнула:
─ Идем! Скорее идем! Пусть все видят, какая у меня причёска!
Молодой человек повернулся к продавщице, возвращая ей гребень, а потом взял за руку свою спутницу, и они выбежали на улицу, пробегая к выходу мимо витрин с бриллиантами, золотом, серебром, мимо бижутерии и строгих милиционеров, не сказавших ни слова на их необычное поведение в солидном магазине.
Продавщица только повертела пальцем у виска в ответ на суровый взгляд милиционеров, тут же отвернувшихся, делая вид, что не замечают странную пару.
Двое взявшихся за руки шли так легко и быстро, что, казалось, их приподнимал весенний ветер. Свечение солнца над их головами и плечами волнами скатывалось с кончиков распущенных волос и опять вспыхивало отражением от тающего снега. Люди вокруг останавливались, оглядывались и провожали их долгим взглядом, не понимая, откуда вдруг появилась эта пара, окруженная сиянием. Даже некоторые машины останавливали свое движение. Но потом всё успокоились – мало ли что могло показаться в бликах тающего снега.
А двое, пробежав на одном дыхании несколько кварталов центральной улицы, круто поднимающейся в гору, остановились в сквере, где голые ветви деревьев несколько стушевали блеск окружающего их дня. Они встали в тени старого дерева и впервые за все время удивленно посмотрели друг на друга.
Они стояли молча, еще находясь под воздействием и очарованием необычного происшествия, которое еще билось птицей внутри каждого из них. И вдруг прозвучал церковный колокол, приглашающий на молебен! После первого же звука колокола всё прекратилось! Прошло наваждение всеобъемлющего сияния! Всё вокруг стало обыкновенным: тающий снег, ручьи и солнце и, только волосы, ниспадающие волнами, лежали необыкновенными завитками, создавая чрезвычайно красивую прическу на голове хрупкой девушки.
Двое застыли в ожидании, прислушиваясь к равномерным ударам и плавно растекающимся над всей округой звукам и… вдруг! С последним ударом колокола, с деревьев поднялась стая ворон, обыкновенно отдыхающих в этом сквере. Их оказалось так много, что они на время тенью своей закрыли отражение солнечных лучей в тающих потоках воды, и, сделав круг, с гамом полетели в сторону улицы.
─ Не к добру! – произнесла девушка, прижимаясь к своему спутнику.
─ Ну что ты! Все будет хорошо, пока у тебя есть такие чудесные волосы!
Девушка поёжилась от холодного порыва ветерка, резким дуновением прилетевшего со стороны улицы, внизу которой стоял недавно открытый Покровский Собор со старыми колоколами, и сказала:
─ Пойдем!

Часть 3. Недаром вороны кружились…
Все, что случилось потом, было очень похоже на то, что произошло в далекие 30-е годы в Америке, так как это описал любимый писатель Мадам О’Генри.
Чтобы выкупить гребень, Молодой человек продал старинные часы, настоящие швейцарские, привезенные его дедом из далекой Германии в качестве единственного трофея, а хрупкая женщина продала свои великолепные волосы и выкупила браслет для его часов. Браслет лежал на соседней витрине, почти рядом с витриной, где лежал гребень для волос. И всё закономерно, ведь она тоже искала подарок своему любимому!
Но на этом совпадение закончилось, и всё, что произошло потом, было уже чисто “по-нашенски”, с перехлестом эмоций и необдуманных поступков. Если американцы обменялись своими подарками и улыбнулись бы друг другу, дивясь его величеству случаю, то Молодой человек, увидев свою любимую коротко стриженной, да еще и крашенной под шатенку, просто потерял дар речи, буквально упал со стула, неудачно присев от неожиданности. Но ещё большей неожиданностью было то, что любимая протянула ему в подарок браслет к уже проданным часам.
─ Зачем ты это сделала?! – кричал он в порыве чувств.
─ Что? Тебе не нравится мой подарок?
─ Волосы! Где твои роскошные локоны?! Мне нужны твои чудесные волосы! А не эта позолоченная “железяка”! – кричал он.
А потом, как бы обжёгшись о золотой отблеск полученного подарка, просто выбросил его в открытую форточку.
На этом обмен подарками не закончился. Когда в руках хрупкой девушки, оказался протянутый им гребень для волос, тогда сильные пальцы на первый взгляд очень хрупкой девушки, резко сжали тонкую, изящную, фигурную резьбу. Гребень хрустнул и рассыпался! Из рук девушки падали осколки гребня. А перед глазами мелькнули две фигуры, бегущие по весенней улице, и сверкнули блики солнца.
Молодой человек этого уже не видел, он бежал по лестнице вниз с одной мыслью ─ найти и вернуть браслет. Он бежал по лестнице вниз, и в его возбужденном мозгу вдруг возникло воспоминание. Всплыло из памяти их посещение одной знакомой, которая ради развлечения гостей предложила им предсказать судьбу, но, раскинув карты, вдруг неожиданно попыталась смешать мозаику ребуса неизвестной судьбы.
Зловещие красные огоньки вдруг вспыхнули в бездонных, цыганских глазах хозяйки. Вспыхнули и погасли. Ничего не объясняя, хозяйка сложила колоду, отвлекая гостей. Вспоминая это, молодой человек чувствовал только одно, что для понимания происходящего надо вернуть, обязательно вернуть браслет!
Сколько времени он искал браслет, проверял каждый сантиметр, ползая под окном из которого выпала дорогая вещь, не помнили ни он, ни девушка, в руках которой рассыпался красивый, неповторимый сложный изгиб украшения, с фигурками зверей и отражением чувств мастера, его создавшего.
Молодой человек замерз, почувствовал настоящий озноб, но вдруг поднял от земли глаза и застыл на миг, не чувствуя холода. В нескольких метрах от него стоял, наклонив на бок голову, большой ворон и в его глазах, как ему показалось, сверкнули те же красные огоньки, как и у хозяйки, когда она пыталась смешать карты с предсказанием их судьбы. Молодой человек резко встал, и ворон, видимо живший здесь постоянно, с громким карканьем взмыл вверх. Но Молодой человек почувствовал такую усталость, что взглянуть, куда полетел ворон, не было уже ни сил, ни желания.
Он поднимался по лестнице, думая, что гребень еще можно склеить, не зная, что остатки, обломки гребня уже уплыли по трубе, собирающей всё, что остается от обыденной жизни людей. Он поднимался и не знал, что браслет повис на ветке стоящего под окном дерева, и умный ворон уже давно определил ему место в своем гнезде, из которого этот браслет, со временем достанут вездесущие мальчишки, отнесут его в скупку и, по-своему отпразднуют память о дорогой находке. Но это будет потом.

А Мадам, перебирая в памяти услышанное от Молодого человека, засыпая, всё думала:
─ Ну почему мы такие?! Почему нам надо подчиняться страстям, а не разумному началу. Почему в нестандартной ситуации мы крушим, ломаем, выбрасываем, рубим сплеча, а отрезаем ─ так под корень? Почему не делаем шаг в сторону и не стоим тихо, когда несётся и кружит вихрями страсть, почему ползаем в поисках истины по земле и не пытаемся взглянуть вверх? Ведь судьба может просто повиснуть на веточке обстоятельств.
Бог знает…

Часть 4. Встреча.
Шло время. Странным образом пути Молодой хрупкой девушки и Мадам пересеклись. Они встретились случайно на улице. Обрадовались друг другу и, разговаривая о житейских делах, прошли вместе квартал вдоль улицы. В конце разговора Молодая хрупкая девушка вдруг сказала:
─ Вы, наверное, знаете, что… мы расстались…
─ Ну, у жизни нет рецептов счастья, но и нет ничего неисправимого, пока мы здесь. Пока мы живы, пока мы чувствуем, пока и желания и стремления не покинули нас, мы можем и должны противостоять обстоятельствам и случайностям. Только за гранью бытия ничего нельзя исправить, ─ ответила Мадам.
─ Вы так думаете?
─ Знаю. До свиданья.
─ До свиданья.
Мадам прошла ещё несколько шагов, и вдруг её внимание привлекло объявление, наклеенное на остановке. На нём большими буквами было написано: “ПОКУПАЕМ ВОЛОСЫ. ДОРОГО”.
Вот! – подумала Мадам: ─ Великий русский язык! Только одна буква, а весь смысл меняется необратимо. Дорого – дорога…
И будто из далекого, далекого детства в её сознании прозвучал дорогой ей голос:
─ Опять ты с косами напутала! Если не можешь сама причесаться, жди взрослых! Вот, прядь, как дорога, оставлена.
─ Ну и что?
─ Долго до счастья будешь добираться, коли длинные пряди будешь оставлять и ходить неопрятно причесанной…
И Мадам улыбнулась.


Эпилог.
Мадам улыбалась, а… далеко-далеко на высоком холме стояли трое: двое мужчин и маленькая девочка лет четырех или пяти с туго заплетенными косичками. Мужчины держали девочку за руки и смотрели на заходящее солнце.
─ Я хотел показать тебе именно это место, ─ говорил Мастер, обращаясь к своему гостю и давнему Другу, ─ смотри какой простор! Там справа основной родник и уже отреставрированная часовня, а ещё обязательно будем восстанавливать Храм. Много работы, не на один год.
─ А в городе ты появляешься? Я тебя еле нашел здесь после своего приезда из командировки, ─ спросил Друг.
─ Конечно, у Анны основная работа в городе и Лену зимой здесь не имеет смысла держать.
─ На кого похожа дочь? Никак не пойму, откуда у нее такие золотистые волосы? – спросил Друг.
─ От моей мамы, правда, со временем они могут потемнеть, измениться.
Ты говорил, ─ продолжил Мастер, ─ что видел за границей Елену. Как она?
─ Всё нормально, ─ ответил друг, ─ можно сказать, более чем благополучно. Но ты знаешь, русскому человеку всегда не хватает его Родины. Не можем мы без России, как пришпиленные к этой земле. Как будто при рождении целует Небо, раз и навсегда определяя нам этот край, и сбежал бы иной раз, но…
Они помолчали, думая каждый о своем.
─ Лена, не устала?─ обратился Мастер к дочери. ─ Что-то ты замолчала… Пойдем домой, не засыпай, нельзя спать на закате.
─ Почему? – спросила девочка.
─ Голова будет болеть.
─ Почему голова будет болеть? – повторила девочка.
─ Потому что солнце надо обязательно провожать, помолиться, поблагодарить за уходящий день.
─ Расскажи про коней, расскажи, как они уносят день и приносят ночь.
─ Это сказка что ли такая? – спросил Друг.
─ Конечно сказка. Ладно, слушай и пойдем, нас уже ждут дома.
Мастер поднял девочку на руки и продолжил:
“…невидимые небесные кони зари вечерней, мчащиеся на всей скорости вращения земли возвестили:
─ Прощайтесь! Прощайтесь с Солнцем на целую ночь! Мы уносим с собой этот день! Мы уносим всё, что случилось в нём! Он не вернётся, но вы увидите Звезды и поймете, что Солнце мало, а темнота бесконечна! Но, если вы сохраните в себе свет до утра и не позволите себе подчиниться темноте, то и для вас придет время рассвета! Время…”


26 декабря 2005 год.